Грановская Г. Очки Гудвина

ОЧКИ ГУДВИНА

за тумана, откуда он только взялся? Странный такой туман. Вечер как вечер был, в меру теплый, ветерок, правда, дул с моря, но слабый, когда он шел к Климову, что это тем более не предве- щало никакого тумана. Спросить бы. — Девушка, какой это автобус… номер какой? — Бутейкин попытался заглянуть сбоку и сверху в лицо сидящей перед ним женщины с пышной прической, украшенной белым цветком. Ответа не последовало. Не слышит, решил Бутейкин и, медленно переставляя ноги, сделал пару шагов вперед, чтобы увидеть лицо сидящей. Глаза ее были прикрыты. Спит, что ли? Слегка наклонившись, он пере- спросил: — Н–не скажете, какой это автобус, куда едем? Девушка подняла голову. От ее взгляда — сквозь него — Бутейкину сделалось как-то не по себе, но, как всякий моряк, он решил не отступать и задал свой вопрос, внутренне подобрав- шись, в третий раз. — Разве вы не знаете? — спросила она, почти не разжимая губ, ярко, вызывающе накрашенных. Был диссонанс в ее облике. Глаза были подведены, тушь на ресницах, веки в перламутровых тенях, искусственный румя- нец на скулах — грим был чрезвычайно праздничным, прическа с цветами, а платье-то, платье! Разве в таком платье садятся в автобус? Явно сбежала с какого-то вечера… одна! в такую-то пору! И, ясное дело, эта старая карга, сидящая рядом, не может быть ей ни подругой, ни матерью. Бутейкин расправил плечи и крепче вцепился в поручень, соображая, что бы еще такое спросить, чтобы завязался разговор, а там, глядишь, и знаком- ство. И не нашел ничего лучше, чем узнать, который час. Девушка снова посмотрела на него, на этот раз удивленно. Ага, вроде бы, клюнуло. — Вы спросили… который час? — Именно, — Бутейкин постарался принять как можно более непринужденный вид. — Сколько там, на ваших часиках? Мои барахлят.

57