Грановская Г. Очки Гудвина

ГАЛИНА ГРАНОВСКАЯ

мне деньги и обещал! Заплати сначала, а потом и… — Но где гарантии?

— Во, дает! Гарантии ему! Да гарантии, — Толстяк оценива- юще оглядел меня с головы до ног, — они, если хочешь знать, гарантии твои, в тебе самом. То есть, я хочу сказать, они у тебя вот тут. Он поднял большой толстый палец и постучал себя по лбу. Ну да, конечно. Я так и знал. Знал, что он выдаст мне в ответ что-нибудь такое, туманно-невразумительное. Я даже не обидел- ся. Мне снова стало как-то скучно. И одиноко. Одиночество — вот мой крест. Но нести его уже недолго. Я нарушил предписа- ние — покинул дом, и меня, наверное, уже разыскивают по всему городу. И, можете быть уверены, скоро найдут. К совершенному мною, видит Бог, непреднамеренно, преступлению добавляется сознательное бегство. Но, как учат старые книги, невозможно избежать возмездия за содеянное. Рано или поздно все кончает- ся. Но как я мог уйти из дому? Я, такой дисциплинированный человек, воспитанный многими годами государственной службы? Когда, в какой момент я принял это невероятное решение? Не в те ли минуты, когда сквозь окна смотрел на праздничный новогодний фейерверк, сидя, как всегда, совсем один в своем роскошном особняке? Тогда я вдруг ощутил такое одиночество, что не окажись под рукой бутылки, просто завыл бы, как собака, потерявшая хозяина. А что было потом, не помню, ничего не помню, как будто выключили сознание. — Ну что, будешь платить? В голосе Толстяка нетерпение. Он устал меня уговаривать. Похоже, он устал со мной возить- ся, но, вероятно, он совсем на мели, если не может вот так уйти, бросив меня одного в этой конуре. Надеется заполучить на выпивку. И просит-то сущий пустяк. Даже если т а м ничего не окажется, я не много потеряю. Две-три монеты и еще одну иллюзию, эту игрушку для загнанного в угол сознания. Никогда не думал, что может быть скучно и страшно в одно

62