Грановская Г. Очки Гудвина

ОЧКИ ГУДВИНА

и то же время. Мне скучно, поскольку я знаю почти наверняка, что за дверью, в лучшем случае, живет дешевая проститутка, зна- комая этого забулдыги. В худшем — какие-нибудь веселые друж- ки, которые помогают ему в его маленьком бизнесе по вымо- ганию денег у опустившихся, отчаявшихся людишек, случайно забредших в придорожную пивнушку. Но как ловко придумано — ведь каждый готов заплатить немного за Мечту. А страшно мне от того, что там может никого не оказаться. Ни–ко–го, ни проститутки, ни бандитов. Скорее всего, за этой дверью никого и ничего нет. Пустая, брошенная квартира. Таких сейчас много. Их не продать. И не сдать. Их нет смысла ремонти- ровать, поскольку в таких районах приличные люди не селятся. Ничейный дом. Пустой. Как и мой… Правда, мой расположен в очень дорогом районе. Но это не меняет дела. Открываешь дверь в одну комнату, — никого. Открываешь во вторую, — нико- го, в третью — и там ни души. Это-то и страшно. Наверное, поэто- му я и ушел. Бывают минуты, когда невозможно оставаться одно- му. Как сейчас. Даже общество этого Толстяка лучше, чем одино- чество. — Ну? — Толстяк жалобно буравил меня своими маленькими глазками. — Погоди. Хочу сосредоточиться. — Я тянул время. — Это ничего не даст, сосредотачивайся — не сосредотачи- вайся. — Он махнул рукой и сплюнул на грязный пол. — Тут сме- лость не нужна. Толкни дверь — вот и все дела. Чего ты боишься? Таким образом он меня подбадривал, подталкивал, отраба- тывал свои монеты, которые очень хотел заполучить побыстрее. На лице у него все явственнее проступало нетерпение, даже недовольство — жажда томила, а клиент попался несговорчивый. Получишь, получишь ты свои жалкие гроши, потерпи еще немно- го. Мне надо было выговориться. — Понимаешь, я слишком долго жил один, вообще один, — сказал я. — Последний десяток лет я даже Новый год всегда встречал один. То есть, я его никогда не встречаю. Просто ложусь спать. Вообще-то, я немного пью, но новогодним вечером поз-

63