2-ая Уральская индустриальная биеннале современного искусства • каталог

Основной проект

Новый дом Curiosity. Марсоход Curiosity. Фото: NASA/JPL-Caltech Curiosity‘s New Home. Rover Curiosity. Photo: NASA/JPL-Caltech

поэзии для него была архитектура родного города, живя в котором он с детства получил представление о гармонической соразмерности частей – не случай- на любовь поэта к строфическим формам, да и во- обще – к формальной упорядоченности. Уроки ак- меизма, конечно, но в своей рефлексии визуального он пошел даже дальше. Разумеется, среди называе- мых учителей не только представители визуальных искусств – здесь и Гайдн, с его четкой музыкаль- ной архитектурой, и Анри де Ренье, с его лёгкой и хорошо структурированной прозой. Интересно, что Бродский никогда не говорит, чему он научился у по- этов. А вот у архитекторов и художников – пожалуй- ста. Так, он может назвать себя «питомцем Лорре- на», и действительно, вся структура «Венецианских строф», в которых говорится об этом, с их суточным ритмом, восходит к четырем эрмитажным картинам Клода Лоррена. Что же общего между Италией, Швецией и Гол- ландией? В понимании Бродского –их самодостаточ- ность. Зеркальность. Невозможность провести гра- ницу между местностью и её отражением: Голландия есть плоская страна, переходящая в конечном счёте в море, которое и есть, в конечном счёте, Голландия. Шведские ощущения отражены в «Докладе для сим- позиума». А вот Венеция: Свет разжимает ваш глаз, как раковину; ушную раковину заполняет дребезг колоколов. То бредут к водопою глотнуть речную рябь стада куполов. («Венецианские строфы»)

Hyden, with his precise musical architecture, and Henri de Régnier, with his light and well-structured prose. Cu- riously, Brodsky never says what he learned from the po- ets. But as for painters and architects, he is quite forth- coming. Thus, he can call himself a “nursling of Lorrain,” and indeed, the entire structure of “Venetian Stan- zas,” where that is mentioned, with its diurnal rhythm, can be traced back to the four Claude Larraine paintings in the Hermitage. So what do Italy, Sweden and Holland have in com- mon? In Brodsky’s understanding it is their self-suffi- ciency. Their mirror nature. It is impossible to draw the line between a locale and its reflection: Holland is a flat country that in the end transitions into a sea, which is, in the end, Holland. His take on Sweden is reflected in “Re- port for the Symposium.” And here is Venice: Light unclenches your eye like a shell; the shell Of the ear is filled with the clatter of bells. It’s the herds of the domes that are making their way To the watering place for a gulp of the rippling expanse. (“Venetian Stanzas”) There is almost no place for man here; the city that has come out to the water is admiring itself like a Narcis- sus. The eye, chased outside by the light, has abandoned the observer and is spying on the city. This self-sufficien- cy, of course, reminds one of how Brodsky perceived his native city whose beauty, whose uniqueness was sated with its reflection like Narcissus by the brook (“Midday in the Room”). The beauty of nature or architecture in it- self does not need an observer. In such cities the eye can

46