TATLIN NEWS #57

Плюшевая жесть Хаима Сокола| текст Сергея Ковалевского

Достаточно быстро художник находит соб- ственную «материю памяти», овеществленную в старом заржавленном листовом металле. Пробуя на вкус шершавую поверхность време- ни, Сокол ставит опыты с проявлением «симпа- тических» изображений и текстов на кусочках проржавленной жести, сильно похожих на ру- кописи Мертвого моря. Вслед за почитаемым Беньямином, хорошо знавшим, что именно не- совершенства объекта желания привязывают влюбленность, художник лелеет изъяны ветхой материи, раскрывая уголки, где все еще укры- ваются микроаффекты. Разглаживая складки железных писем, Сокол восстанавливает при- зрачные лица и невидимые буквы – «Каждое полученное письмо – привет из прошлого». При растяжении дистанции ожидания утра- ченных посланий открывается возможность прибытия будущего из прошлого. Автор даже специально вносит в подписи к металлическим работам время как художественную технику. В недалеком родстве с велюром ржавчины состоят и старые бархатные фотоальбомы, ку- пленные на блошином рынке. В них Сокол «на- ходит» отпечатки фотоотпечатков – переводя карандашом через копирку на картон с проре- занными «уголками» случайные портретики. Вообще копирка выделяется в самостоя- тельную находку – автор производит серию лайтбоксов с процарапанными белым по чер- ному коллажами текстов из выброшенных пи- сем и анонимных лиц. «Копирка – овещест- вленное забвение. Следы на ней можно уви- деть только на свету», – говорит Сокол. Он видит в ней феномен амнезического выбели- вания письма: «След на копирке, в отличие от бумаги, остается за счет стирания ее собствен- ной «кожи». Текст поедает тело копирки. … След – это царапина, травма, разрыв материи. Но только через него виден свет. Теоретиче- ски, если очень долго использовать одну и ту же копирку, мы увидим сквозь нее белое пят- но». С другой стороны, художник глубоко реф- лектирует и черноту копировальной бумаги: «Кстати, на иврите слово «шехиха» – «забве- ние» – состоит из тех же корневых согласных, что и слово «хашиха» – «тьма, темнота».

Меморативная линия современного искус- ства продолжает вдохновлять и новое поко- ление отечественных художников. В их ряду весьма заметна и успешна фигура Хаима Соко- ла, уверенно закрепившегося на российской арт-сцене за последние два года. Его творче- ство отличает тонкая смесь эмоциональной те- плоты, сокровенного чувства и брутальной не- посредственности материала. Выросший до 18 лет в СССР и затем пере- ехавший в Израиль, Сокол успел впитать как слякотный климат советской богооставленно- сти, так и сухой воздух иудейских древностей. Самоопределяясь в двойной культурной иден- тификации, молодой художник встает на тропу скольжения по экстерриториальной поверхно- сти памяти, где дуют ветры постмодернистской меланхолии: «я думаю, память – это пустыня, где я кочевник». Защищенная и завещанная Прустом и Бе- ньямином практика меланхоличного воспо- минания погружает испытателя в экзистен- циальное время и пространство и открывает индивиду историческую природу его страда- ний и логику самой истории. Восприняв кон- цептуалистскую перспективу рэди-мейда, Сокол солидарен с беньяминовской верой в чувства как ключ к открытию историчности нашей субъективности. Двигаясь по вешкам найденных объектов и всплывающих тем, он выслеживает свитые вокруг знаков памяти «гнезда» эмоций – как выражается Бенья- мин: «Любовь и обожание путешествуют по материальным тропам чувствования, чтобы найти свой дом». Яркой иллюстрацией таких изысканий служит своеобразный автопор- трет художника в год его рождения, «метони- мически» переданный в объекте «Мурманск 1972», где подсвеченный пластмассовый мла- денчик с крылышками как мотылек забился в складки материнской каракулевой шубы. Эф- фект чувственного соприкосновения с исто- рией обнаруживается и в ассамбляже сер- дечных воспоминаний – синий железный «ранец» Почты СССР, одетый на детскую ци- гейковую шубку, порождает острое ощуще- ние, что где-то в плюшевых складках шкурки ангела-почтальона спрятались крылья.

Haim Sokol’s Velvet Tin | author Sergey Kovalevsky Memorative line of modern art continues to inspire the new generation of Russian artists. The figure of Khaim Sokol, who confidently entrenched himself on the Russian art scene in the last two years. His art is differentiated by a fine mixture of emotional warmth, intimate feeling and brutal simplicity of the material. Sokol, who was raised in the USSR until 18 and then moved to Israel, was able to absorb both the God-forgotten swampy So- viet climate and the dry air of Israeli antiquities. When identi- fying himself in this double cultural identity, the young artist choose the path of sliding along the exterritorial surface of mem- ory where the winds of postmodernist melancholy blow. “I think that memory is a desert where I am a nomad”. The practice of melancholic memorization protected and be- queathed by Proust and Benjamin immerses the investigator into the existential time and space and opens to the person the his- torical nature of their suffering and the logic of history itself. Having adopted the conceptualist ready-made perspective, Sokol is in sympathy with Benjamin’s trust in the feelings as the key to discovering the historicity of our subjectiveness. Moving super- ficially along the objects he finds and the themes that appear, he chases the nests of emotions that are constructed around the memory signs – as Benjamin puts it: “Love and adoration travel along the material paths of feelings to find their home.” An original self-portrait of the artist signifying his year of birth and transferred into an installation called Murmansk 1972 is a striking illustration of this research, where a highlighted plastic baby with little wings is cowered like a moth in the gathers of his mother’s karakul fur coat. The effect of sensual perception of his- tory is also found in the assemblage of intimate reminiscences – a blue iron box of USSR Post worn over a kid’s beaver-lamb fur- coat, gives a strong impression that somewhere under the velvet gathers of the angelic postman’s coat there are little wings. Хаим Сокол, «Турник», 2009. Красноярск. Фото: Сергей Ковалевский| Haim Sokol, Chinning bar, 2009. Krasnoyarsk.Photo by Sergey Kovalevsky

ТАТLIN news 3|57|85  2010  45