TATLIN NEWS #58

«Самая главная моя сила в том, что мне ничего не западло. Такой вот панкушный принцип»

Франции, где мы гастролировали, который в виде культурной программы водил нас по ночным клубам Парижа, забавный такой, старательный. А Коляда любит устроить бардак, хаос, из которых потом все и рож- дается. Потому что только то, что построено на конфликте, привлекает внимание. И для Коляды этот изначальный конфликт важ- нее, чем какие-то психологические пере- живания. Но, с другой стороны, таких кар- тинок, о которых я тебе говорил, может на- делать любой режиссер, а вот заставить артиста поверить в них, способны едини- цы. Репетиции продолжаются, и Коляда на- чинает кричать: «А теперь нахрен картинка не нужна! Дайте мне невидимые нити!». И редко кто из нас его не понимает. А третий план – это ирония над театром, театральной деятельностью, практикой. То есть, если бы Коляда захотел поставить обычный, тонкий психологический спектакль, классический или эстетский, он бы с легкостью его поста- вил. Но как человек ироничный, в первую очередь по отношению к самому себе, он не смог бы этого сделать. У него есть мо- мент личного конфликта с театром – и отсю- да дополнительный элемент объема. Он не любит бутафорский театр, искусственный, неживой. Хотя по смелости высказывания на сцене любой театр, мне кажется, еще от- стает от кино. Только наш театр может по- настоящему напугать зрителя, как это воз- можно в кино. – А новая драма? Театр DOC? – Тут другая штука. Есть бутафорский пыльный театр, а есть другая бутафория, дурная, якобы «арт-хаусная». Такой псевдо- интеллектуализм с разрыванием рубахи- правды на груди. Коляда всегда идет про- тив каталогизаций – «классицизм», «новая драма», «чернуха». Все, что он делает, всег- да имеет авторское начало, вне всяких на- правлений. Коляде мало что нравится в ис- кусстве, но все, что нравится – не поддает- ся категориям. Он непредсказуем сам для себя, у него даже присказка есть: «Вот уди- вил, Коляда!». Но при этом он четок, и, не-

принцип. Однажды в интервью я сказал, что «Коляда-театр» – это такой «панк-театр», и Коляда немного огорчился, потому что, на- верно, подумал, что панки – такие ребята с ирокезами. Это не так. На самом деле, панк – отрицание систем, методов. Россия – это панк-страна. Личностная независимость от всего. Мне не стремно лежать с грязной за- дницей и бутылкой пива под забором. Панк – это отрицание силы и воли, что в принци- пе и есть творчество, потому что жизнь – важнее силы и воли. Жизнь – вдох и выдох, вдохнул и выдохнул, не больше – не мень- ше. Где, когда, с какими обстоятельствами – не важно. Коляда собрал свою семью аут- сайдеров, но это семья. И аутсайдеры сей- час рулят, как они рулили в начале ХХ века. И вообще – у нас каждый... Вот я давно всем говорю, пора с Антоном Макушиным интер- вью сделать, вот артист. – Учтем, а за счет чего появляется дополни- тельный объем в спектаклях «Коляда-театра»? – У Коляды есть свой план жизни, он же – способ введения в спектакль, он же – прин- цип постановки. При этом не важно, какой материал: «Мойдодыр» или «Гамлет». Это и стиль его, и имидж, если хочешь. Он не рациональный, этот план, наверное, там и вера, и любовь. – С чего начинается процесс создания спек- такля? – Наверное, с картинки. Коляда говорит – главное картинка. Скажут тебе, например, «Король Лир» – что ты первым мысленно увидишь? Я помню на репетицию «Землеме- ра» Коляда притащил кучу старой обуви и сказал: «Вот вам декорация», потом и марля появилась, и кровь-марганцовка. – А сами вы что-то придумываете? Конечно. Я в «Трамвае «Желание» Стэн- ли играю. А у меня дедушка когда-то плевал на расческу и волосы назад зачесывал, мне казалось, что это дико красиво. Однажды зачесал волосы назад, посмотрел на себя в зеркало и подумал: «О, какой мудак! Надо это где-нибудь использовать!». Моделью для Лопахина послужил директор театра во

– А какие люди в плане единства «формы- содержания» тебе кажутся органичными? – Из медийных лиц Коляда. А так – всег- да люди с улицы. Вот недавно мы в дерев- ню Четкарино ездили за Камышловом – так там каждый гениален, до последнего забул- дыги. Деревня философов и гениев. Сей- час есть уличная культура, которая сопро- тивляется социуму, хотя может и работает с ним. Она, в конце концов, и победит, как все эти товарищи, которые развили социализм. Можно про них разное сейчас говорить, но с тех пор читают все, в отличие от начала века, когда читали только избранные. Это очень важная вещь. – Есть ли эволюция в творчестве «Курары» от альбома к альбому и в чем она выражается? – Формальная эволюция заключает- ся в упрощении звука и мысли, может, мы взрослеем, может, глупеем. А, скорее всего, раз до сих пор этого не бросили, то остаем- ся в этом возрасте подростковом лет 15–16. Но лично меня радует все – от песни к пес- не. Такой маразм оптимизма. Я не могу дать оценки – эволюция тут или деградация, для меня это один из элементов игры. Слышал от Ника Рок-н-рола такую фразу: «Рок-н-рол – великое ничто». И вполне с таким опреде- лением согласен. – Вот недавно прочитала такую фразу о тебе: « ему действительно есть что сказать здесь и сейчас, глаза в глаза сегодняшнему зри- телю». Что это «что»? – Я просто с собой пытаюсь разобраться, и мне с трудом это дается. На сцене я себя выставляю, вот это свое «я» беспонтовое. И оно почему-то канает, а почему – я не знаю. Сам по себе я абсолютно бездейственен, я – инфузория-туфелька, но как только во- круг меня собирается какое-то количество хороших людей, я тянусь за ними. На людей мне всегда везло. Это касается и группы, и театра. Я сильный, когда есть сильные люди рядом. – Ой ли? А сам по себе? – Самая главная моя сила в том, что мне ничего не западло. Такой вот панкушный

ТАТLIN news 4|58|86 2010

87

position