обитателей. Двух безобидных дипломатов, весьма заурядного итальянца, Браминту-Солу,
Раколувну, Кинсли, Вандервелде, Кая, нескольких женщин — имена плохо запоминаются.
Браминта все время говорила о Пуришкове. Уже несколько дней, как он исчез. Наверное, с
женщиной, но точно никто не знает. Вполне возможно, он просто впал в меланхолию, а к его
эскападам все давно привыкли.
Через час врач попрощался. Кай начал тасовать карты, здесь играли в покер. Гэм вышла с
Браминтой в соседнюю комнату, из окон которой был виден снег. Она поглубже забилась в
кресло, с удовольствием отдаваясь его целесообразной защищенности: горизонтальное сиденье,
выпуклость подлокотников, мягкая спинка, которая ласково обнимала плечи. Сколько любви и
фантазии потребовалось, чтобы все это придумать…
За стеной послышался голос Раколувны. Мягкий и просительный. Ей ответил баритон. Слов
было не разобрать. Минуту-другую продолжался невнятный диалог, потом в пространстве
пойманной птицей испуганно блуждал уже один только женский голос.
В комнату быстро вошла Раколувна. Глаза у нее были красные, рот увял. Увидев Браминту,
она оторопела и едва не расплакалась, но когда заметила еще и Гэм, овладела собой. Устало
подняла руку.
— Я не знала…
Гэм не слушала ее, задумчиво сидя в своем кресле. Браминта-Сола побелела как полотно,
встала.
— Вандервелде требует денег? — спросила она.
Раколувна кивнула.
— Вы дали их ему?
Княгиня покачала головой.
— Он ушел?
— Да. — Раколувна заплакала. Как побитый зверек подняла глаза. — Мне было нечего ему
дать, драгоценности я продала неделю назад.
— Сколько он требовал?
— Вдвое больше.
— До какого срока?
— До завтра, он все проиграл.
— Я дам вам чек.
Раколувна подняла голову.
— Вы хотите одолжить мне денег?
— Называйте, как хотите. Я дам вам деньги. При одном условии: оставьте Пуришкова…
Раколувна вздрогнула.
— Он русский.
Браминта молчала. Зачем слова, если все уже свершилось; никакой эрос не мог устоять
перед могуществом воли, ибо воля холоднее и оттого последнее слово за нею.
Из коридора донесся шум шагов. Раколувна встала — рядом скрипнула дверь, — сказала:
«Давайте», — очень мягким жестом взяла чек, улыбнулась, кивнула и вышла навстречу
Вандервелде.
На щеках Браминты пылали резко очерченные пятна. Она поймала вопросительный взгляд
Гэм и задумчиво произнесла:
— Болезнь… сражаться нет времени. Разве за золотую пряжку борются? Ее покупают.
Когда что-то любишь и иным способом получить не можешь — стоит ли отказываться только
потому, что тебе приходится это покупать? Зачем окутывать все словами, они ничего не
исправят… Да и не все ли равно…
