Галлерейный бизнес

149

– Когда и как состоялось ваше знакомство с Ильей Ка- баковым? И почему Вы выбрали его картины для своей кол- лекции? – В 1984 г. Эндрю Портман (она, на мой взгляд, один из лучших дизайнеров 20 века и мой близкий друг, у нее хороший вкус и хорошие знания) сказала мне, что в Москве живет величайший художник сов- ременности – Илья Кабаков и что я должен поехать и увидеться с ним. Я не совсем поверил ей и не полетел на встречу с ним. Но я запомнил этот совет, и когда Кабаков приехал в Париж, я последовал за ним, совершив двухчасовой перелет. В Париже я поехал к Эндрю домой, принял душ, вызвал такси, приехал в студию, в которой работал Ка- баков, и даже увидел его со спины, но я не познакомился с ним, т.к. я слишком спешил: мой самолет улетал через два часа. Зато я купил его картину, после чего я вернулся в дом Эндрю, взял свои сумки и пос- пешил на самолет. Следующий раз мы встретились в 1988 г. во вре- мя первой выставки Кабакова в Нью-Йорке. Эндрю тогда буквально взяла меня за руку, отвела на открытие выставки и представила меня Илье. Во время этой выставки я купил еще одну его картину, а потом еще две. А затем я начал собирать о нем информацию. Я узнавал о нем все больше и покупал картину за картиной. И вскоре, несколько лет назад, он был признан ведущим художником в мире. А спустя еще какое-то время главный куратор Музея современных искусств прочел мне целую лекцию о том, что Юрий Кабаков – величайший художник в мире. И сегодня я считаю себя практически экспертом по творчеству Ильи Кабакова. – Вы часто с ним встречаетесь? – Нет, не очень. Кабаков живет за городом, в 1,5 часе езды на восток. Но когда я приезжаю к нему, мы часто обсуждаем то, что он делает в студии. Иногда он даже просит у меня совет. В работах Кабакова меня интересует больше всего то, что я назы- ваю «возрождение гуманистических традиций». Традиционное пред- назначение искусства, на мой взгляд, – это отражение различных ак- туальных состояний общества, т.е. долгое время, начиная с момента своего возникновения, искусство выполняло те же функции, что и СМИ сегодня; и оно отлично с этим справлялось. Простые обыватели могли легко понять смысл хорошего искусства, а если они не могли этого легко сделать, то это не признавалось хорошим искусством. Однако эти представления о роли искусства в обществе кардинально изменились после Сезанна: теперь это было искусство об искусст- ве, искусство ради искусства. Это был внутренний диалог художест-