Галлерейный бизнес

63

ответствует ли его стиль тому, чего хочет публика, вызывает ли он у нее ответные эмоции и так далее. Всегда есть люди, основная функция которых – соответствовать господствующим тенденциям в искусстве, так же как, есть эксцентричные особы, находящиеся «на грани», – и часто они процветают и экономически, и эстетически. Я хочу сказать, что мир искусства настолько сложен, многогранен и противоречив, что невозможно точно предугадать чей-то успех. Андрей КОВАЛЕВ Художественный критик, искусствовед, эксперт, автор книг и публикаций о современном русском искусстве («Искусство», «Творчество», «Худо- жественный журнал», «Место печати», «Огонек», «Московские новости», «Heet parool» (Голландия), «Русский журнал», «Коммерсант», «Итоги», «Независимая газета», «Сегодня»). Я считаю, что никакого вклада в развитие рынка у нас сегодня кри- тик не вносит. Это особая ситуация: в нашей стране слово всех инте- ресует, но не значит ничего. Могу привести пример – некая галерея участвовала в крупной американской выставке и удостоилась одной строчки в Нью-Йорк Таймс. (Сам я работаю в газете, которая, скажем так, на три уровня ниже Нью-Йорк Таймс, поскольку уровню Нью-Йорк Таймс у нас примерно соответствует Коммерсантъ). Так вот, в эту га- лерею потом приходили сотни людей и говорили: «О! Хорошая галерея – Нью-Йорк Таймс о ней пишет!» А в нашей стране мы можем писать все, что угодно, и положительное, и отрицательное, – но появление в прессе ничего не значит, потому что не возникает этого своеобразного уважения, когда «о тебе написали». То есть, наверное, оно возникает, но не так сильно. Скорее, как просто какое-то личное отношение: «ты обо мне плохо (или хорошо) написал». Но на внешние структуры это не влияет. На мой взгляд, это ситуация политико-лингвистического свойс- тва, то есть что-то может измениться лишь тогда, когда слово станет явным. Проблема в девальвации газетного слова. Американскому кри- тику гораздо сложнее, он должен заранее просчитывать последствия своих высказываний, их отражение в сложных структурах власти. А у нас значение слова критика фактически сведено к нулю. Толь- ко пуговицы страдают. Скажем, подойдет ко мне подвыпивший худож- ник и начнет крутить мне пуговицу и объяснять, что я, конечно, хорошо написал, но вот можно еще так-то и так... То есть здесь я нахожусь в коммуникации с объектом, а критик Нью-Йорк Таймс коммуницирует с гораздо более сложными структурами. Но я считаю, что это даже хорошо, потому что сейчас мы можем писать все, что захотим. И то, что у меня нет власти, – это лучше. По