TATLIN NEWS #59

«Давайте учить кино, как раньше изучали литературу, математику»

Почему про них так не говорят? Я абсолют- но не пытаюсь себя сравнивать ни с Чапли- ным, ни с Китоном, но про них же так не го- ворят. А у них там мрачных гегов с точки зре- ния черного юмора еще и побольше, чем у меня. Там полно ударов и падения, и под паровоз, и куда только вообще люди ни па- дают. Не знаю, кто это придумал про чер- ный юмор: киноведы или не киноведы... Для меня черный юмор – это когда не смеш- но. В анимации такое направление суще- ствует. Это в основном польское, эстонское, чешское кино. Там есть фильмы, где все по- строено на таких художественных изысках и парадоксальных придумках, которые даже тени ухмылки не вызывают. Показывается только неординарность мышления. Это мож- но, если хотите, назвать черным юмором. – А может это просто абстрактный юмор? – Абстрактный – это уже что-то совсем другое. Когда в фильме нет «посыла», «ха- рактера», «кульминации», когда геги не раз- вивают события либо происходят спонтанно, тогда, возможно, уместно употребление по- нятия «абстрактный юмор». Например: раз – голова отвернулась на 180 градусов. Если мы не знаем характера персонажа, то событие выглядет не так весело, скорее патологично. А, например, в «Кавказской пленнице», ха- рактер героя понятен, гег применен в соот- ветствующих обстоятельствах, поэтому зал смеется, и ни у кого не возникает мыслей о черном или абстрактном юморе. Я когда делал свои фильмы, специально же не придумывал черный юмор. Я об этом даже не задумывался. Для меня было глав- ным, чтобы происходящее на экране дей- ствительно вызывало улыбку и был бы смысл в этом юморе. Не просто смех ради смеха. Более того, каждый раз делал попыт- ку придумать гэг, которого не было. Чтоб он был изобретательный и тянул за собой некий глубинный смысл, который можно потом суммировать и рассказать историю. Вот почему я говорю о принципе кубика Ру- бика. Условно говоря, это весь фильм. Каж- дый может увидеть свое, кто-то может три

альная. Просто многие у нас пытаются усмо- треть во всем только политику или социаль- ность. Вот на Западе никто не усматривает. Там просто все радуются парадоксальному мышлению. Жизнь ведь состоит из сплош- ных парадоксов, просто их надо научиться видеть. Они понимают, что живут в мире, где многое перевернуто с ног на голову, они зна- ют, что фильм – это письменность, язык зри- тельных образов со своим словарем, грам- матикой и синтаксисом. Авторская игра ума им близка и интересна. А у нас начинается уход в социальную сторону. А мне важно было сделать некое обобщение все-таки, по- казать собирательный образ странного об- щества. Образ – он должен быть как кубик Ру- бика, который можно повернуть разными гранями. В меру своего ума собрать синюю, красную, зеленую грань. Можно собрать и красную, и синюю, и красно-сине-белую. В зависимости от того, насколько у тебя там что-то в голове есть, насколько ты подготов- лен к восприятию кино такого плана. И ты оцениваешь гэговую структуру не в лоб, а сточки зрения составления некого обра- за, анализируешь сочетание двух–трех ге- гов, затем следующие сопоставления, ко- торые как ключевые точки проходят через весь фильм. Но эта сторона остается в тени, работает в первую очередь первопрочте- ние. А первопрочтение – это реакция в зале. У нас аудитория более социально озабочен- ная. Кто пытается что-то увидеть другое – он начинает получать удовольствие. Пред- мет искусства ведь возникает только тогда, когда возникает вопрос: – Как сделано? – В чем оригинальность? – Было? Не было? – А юмор там все-таки преимущественно был черный... – Ну нет ведь такого понятия – «черный юмор». Это выдумка какая-то. Ведь если смешно – это уже не черный юмор. Как вот можно оценивать Бастер Китона – это чер- ный юмор или нет? Чаплин – черный юмор?

себя возможность выговориться на эту тему «ребенок – общество – личность». С точки зрения технологии, можно было отразить, с оттенком иронии, стилистические особен- ности анимации 60-х, 70-х и 80-х годов. А те- перь выяснилось, что и сегодня смотреть это кино интересно. И это мне даже приятно, что много вещей, которые абсолютно риф- муются с нашим временем. В фильмах не было большой конкретики, злобы дня. В три- логии образный ряд геговой структуры до- статочно скрупулезно подбирался, все стро- илось на символах, на многозначности. По- пытка искусства начинается только тогда, когда начинаешь отбирать что-то из того, чего напридумывал. Сейчас я бы некоторые моменты фильма тоньше передал. Была за- дача постараться осмыслить общечеловече- ские проблемы. Потому и сейчас многие мои фильмы той поры можно показывать, и зри- тели, анализируя их, говорят: «Да это про наше сегодня!»…Значит, где-то я попал, хотя прошло уже 20 лет. – А вообще дело ли это анимации – под- нимать такие серьезные вопросы? Пытаться разобраться с обществом? Нужно ли на- гружать фильмы, которые до сих пор многие иначе как мультиками не называют, глубоким смыслом? – Об эстетической ценности киноизобра- жения нельзя говорить, не рассматривая его содержания, то есть о том, что оно показы- вает. Мне трудно говорить за весь мировой кинематограф. Наверное, что-то было по- добное и до меня. Но у нас анимация с таким подтекстом не практиковалась точно, и я свою особенную нишу тут нашел, сняв эту трилогию. Делалась она долго: не то чтобы год–два. Там все-таки 7, 10 и 17 минут – поч- ти полный метр. Федор Савельевич Хитрук, посмотрев на фестивале эти картины, про- изнес фразу: «В них есть что-то кафкианское. Это любопытно. Сергей, не бросайте это на- правление. Им трудно заниматься и крайне редко у кого получается». – Такой социальной анимацией? – Она не совсем, не в чистом виде соци-

94

ТАТLIN news 5|59|88 2010

position