CA альманах

союз архитекторов россии, январь–октябрь 2010

176

Однако надо было как-то определяться с будущим советской архитектуры. И тогда ведущие деятели ар- хитектурного фронта отправились в зарубежные воя- жи. Главный архитектор Москвы Александр Власов в США, 1-й секретарь Союза архитекторов СССР Павел Абросимов в Италию и, назначенный в отсутствие Власова на его место Иосиф Ловейко, во Францию. А, возвратившись из путешествия, каждый поделил- ся впечатлениями с коллегами, всякий раз до отказа заполнявшими зал Центрального Дома архитектора. Но почему, прежде всего, возник интерес к зару- бежному опыту? Можно ведь было посмотреть на то, что содержалось в собственном наследии, в аван- гардных проектах 20-х годов. Но, во-первых, за про- шедшее с тех пор время отношение к тому наследию заметно поостыло. Уважаемый профессор с иронией рассказывал студентам о знаменитом теперь доме Мельникова. Больше того, в начале 50-х делалось немало проектов, призванных к тому, чтобы придать «новое лицо» постройкам конструктивистов. И я сам в содружестве с Игорем Покровским занимал- ся «обновлением» клуба завода «Серп и молот» и, быть может, обстроил бы его колоннами и башней, если бы Хрущев вовремя не «схватил нас за руку». Наследие 20-х годов было развенчано сталинской идеологией. К тому же это был опыт четьвертьвеко- вой давности, опиравшийся на кустарные методы строительного производства. Чтобы определить новые пути развития советской архитектуры, мало было отречься от классических идеалов, повернуться лицом к современному движе- нию, которое демонстрировали западные коллеги, отрешиться от догматических убеждений, исповеду- емых не одно десятилетие. Ведь всего лишь шестью годами раньше по случаю партийного постановления об опере композитора Мурадели «Великая дружба», обвиненного в формализме, создатели «застывшей музыки» в дискуссии об архитектуре произносили такие речи: – Современный капитализм не создал в архитек- туре почти никаких ценностей, которые могли бы стоять рядом с достижениями других исторических формаций. Капитализму архитектура оказалась не по плечу. (М. Барщ.) – Наша советская архитектура шагнула далеко вперед против мировой архитектуры, которая до сих пор пребывает на позициях конструктивизма. (И. Соболев.) – Конструктивизм привел к отрицанию искусства и подмене его техникой. Для архитектурного форма- лизма характерна какофония форм, бессмысленное нагромождение геометрических объемов. После постановления Правительства о проектировании Дворца Советов был нанесен удар этим кривляниям и конструктивизму. (А. Мордвинов.) А чуть позже в интервью корреспонденту «Лите- ратурной газеты» патриарх советской архитектуры 82-летний Иван Жолтовский, высочайше отмечен- ный Сталинской премией за жилой дом в Москве, несущий в своем облике узнаваемые черты из- любленного мастером итальянского ренессанса, на вопрос, как он относится к архитектуре западной Европы и Америки, без колебаний ответил: «Нам не- чему у них учиться. Это мне совершенно ясно». Но теперь западный опыт был необходим совет- ским архитекторам. Именно там, на Западе, можно было ознакомиться с новыми технологиями, с новы- ми материалами, новыми методами строительства – без этой базы обновление было решительно невоз- можно. Однако глазами архитектурных начальников такой опыт не обретешь. Все это надо было увидеть собственноочно. Но только страна была закрыта. И открыть ее мог только один человек – все тот же

Н.С. Хрущев. Он и сделал это, подписав, спустя почти год после кремлевской речи, 4-го ноября 1955 года, партийно-правительственное постановление «Об устранении излишеств в проектировании и строи- тельстве». ОРИЕНТИРЫ И УСЛОВИЯ. Они у меня перед глазами – пожелтевшие страницы того самого по- становления 55-летней давности, подписанные не только Хрущевым, но еще и главой правительства Н. А. Булганиным. Начинается оно, как положено, с перечисления успехов, которые были бы большими, но «...Ничем не оправданные башенные надстрой- ки, многочисленные декоративные колоннады и портики и другие архитектурные излишества, заим- ствованные из прошлого, стали массовым явлением при строительстве жилых и общественных зданий». А дальше следуют примеры – адреса критикуемых объектов и поименно названные авторы – от Москвы и до окраин – «всем сестрам по серьгам». Сделано это с выкладками конкретных цифр – завышенных площадей и кубатуры, излишних затрат на строи- тельство. И, как издавна у нас водится, хлеще всех наказаны были самые яркие, самые талантливые. Как известно, за авангардизм Константин Мельни- ков и Иван Леонидов поплатились отлучением от творчества. Также и теперь за противоположные предпочтения той же ценой заплатили Леонид Поля- ков и Алексей Душкин. У первого, к тому же, отняли Сталинскую премию, полученную прежде за проект упомянутой выше гостиницы. Критическая часть директивного документа за- вершалась следующей принципиальной установкой, которая отнюдь не была лишена здравого смысла: «Советской архитектуре должна быть свойственна простота, строгость форм и экономичность решений. Привлекательный вид зданий и сооружений должен создаваться не путем применения надуманных, до- рогостоящих декоративных украшений, а за счет органической связи архитектурных форм с назна- чением зданий и сооружений, хороших пропорций, а также правильного использования материалов, конструкций и деталей и высокого качества работ». Конечно, этой цитате свойствен типично советский административный дух, но я не исключаю, что под смыслом этой установки мог бы охотно подписаться и сам Корбюзье. Замечу и то, что досталось и руково- дителям Союза архитекторов, проводившим упомя- нутую дискуссию о формализме. Вслед за указанием их фамилий сказано: «…не поняли необходимости устранения излишеств в строительстве и под флагом борьбы с конструктивизмом (Ф.Н.) содействовали распространению излишеств. Но главное не это. Оно в постановляющей части этого – без иронии – исто- рического документа. В первом пункте вслед за словом «Обязать» и перечислением всех ответственных за его выпол- нение организаций, сказано: «...смелее осваивать передовые достижения отечественного и зару- бежного строительста» (Ф.Н.) Это и послужило на- чалом подлинной архитектурной «перестройки». Мы сначала увидели современную архитектуру за рубежом, а вслед за тем открылись глаза на свое авангардное наследие. Я впервые увидел «загра- ницу» в октябре 57 года, посетив Италию вместе с коллегами из мастерской-школы Жолтовского, лично проложившего маршрут той поездки. Каким же ярким было впечатление, в котором смешались восторг встречи с древностью и шок знакомства с новой архитектурой! Можно сказать, что мы с рав- ной жадностью смотрели на прошлое и настоящее зодчества этой страны. С той только разницей, что первое в большей мере давало пищу душе, а второе

уму. Знакомство с современной зарубежной архи- тектурой послужило нам «палочкой-выручалочкой». Западные мастера возвратили нам эстафету, при- нятую ими четверть века назад у нашего архитек- турного авангарда. И тогда собственные 20-е годы предстали пред нами в должном свете. И то, и другое стало импульсом к появлению у нас нового движе- ния, которое я называю советским модернизмом (1955–1985 гг.). Пусть оно явилось с заметным опо- зданием, было в чем-то вторичным, подчас наивным, но, тем не менее, своим собственным. Больше того, представленная ниже коллекция образов советско- го модернизма свидетельствует о том, что в стране были талантливые мастера, строившие сооружения, обладавшие оригинальной композицией, своим не- повторимым характером. Это и есть советский вклад в мировую коллекцию современной архитектуры. У каждой страны он свой. У кого-то более значимый, у кого-то менее, у кого-то мирового масштаба, у кого- то национального, но в любом случае он – состав- ляющая общечеловеческой культуры ХХ века. Надо ценить то, что имеем. Все было бы хорошо, но только в постановлении, о котором идет речь, были и другие параграфы, поставившие советских архитекторов в крайне трудное положение. Многое, казавшееся поначалу разумным, вскоре обернулось противоположной крайностью, никак не способствующей успеху дела. Власти разных уровней и архитектурные чиновники, действующие по принципу «заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет», довели типизацию до того, что даже крупные общественные здания, строящиеся однажды в десятилетие, и те строились по типовым проектам. И в том числе московские рестораны на 400 мест. О жилище и говорить нечего. Мало того – любое изменение такого проекта каралось администра- тивным взысканием. К тому же в первые годы перестройки по всей стране была принята единая этажность жилых зданий – пять и никак не больше. А когда на своем III съезде архитекторы выступи- ли за расширение градостроительной палитры, за разнообразие типов домов, их объема и этажности, высокопоставленный партийный чиновник, кури- рующий архитектурно-строительную сферу, отверг все претензии, сказав в назидание следующее: «Обходятся же писатели всего тридцатью двумя буквами. И этого хватило Толстому для «Войны и мира»! А у композиторов – у тех и вовсе семь нот! А пишут что? Симфонии!». Контроль за архитектором ужесточился настолько, что специальные комиссии занимались согласованием применения дорогих отделочных материалов – естественного камня, де- рева твердых пород и тому подобного. Все это было в дефиците. Ограничивалось также применение ме- талла, алюминия и т. д. Не меньший контроль был и за соблюдением всяческих нормативов – за числом квадратных и кубических метров в зданиях. Может быть, именно по этой причине появились отдельно стоящие формы, призванные служить эстетическо- му образу постройки, ибо они не нормировались никакими установлениями. Надо сказать и то, что в представлении многих властных персон хрущеская директива послужила отлучению архитектуры от сферы искусств. В понимании чиновника искусство и «излишества» стали синонимами. Раз им при- казано покончить с «излишествами», стало быть, надо кончать и с искусством. И только, опираясь на идеологическое содержание (это было убедитель- ным аргументом), архитектор мог привлечь к работе художника и скульптора, которые способствовали ху- дожественному обогащению объекта. Впрочем, толь- ко в тех случаях, когда появление такого произведе-