Советский модернизм

все равно помочь не могло – заменить отсутствие архитектуры, таким образом, не удавалось. И, наконец, еще одно положение вещей закреплялось тем же директив- ным документом. Ведущее положение строителя во всем проектно- строительном процессе. Это получило свое выражение даже в названиях профессиональных журналов и названии Академии. Слова «архитектура» и «строительство» поменялись местами – строительство обосновалось впереди. А это значило многое. Проект до его утверждения в архитектур- ных органах должен быть согласован с подрядчиком. Ему давалось право требовать любые изменения, не принимать его к исполнению, добиваться замены любых конструкций, приема отделки, всего, что казалось ему трудным в исполнении, вообще чего угодно. И только, опираясь на авторитет заказчика, авторам удавалось отстоять свои решения, добиться реализации своей идеи. И мы не без оснований полагали, что и нашим уважаемым западным коллегам в подобных условиях трудно было бы добиться тех творческих высот, которые вызывали наше восхищение. Замечу, что и нынешние российские мастера, свысока посматривающие на наследие того времени, окажись они в подобных обстоятельствах, вряд ли бы достигли заметных успехов. Многие тогда говорили о жертвенной миссии профессии, оправдывающей свое непротивление трудностям социальным смыслом градостроительной политики, жаловались на то, что вынуждены «наступать на горло собственной песне». Но кто умел, тот и пел. Разумеется, то были песни своего времени. СТАНОВЛЕНИЕ. Все началось с конкурсов на типовые проекты по всему спектру жилых и общественных зданий – жилище, школы, больницы, са- натории, объекты торговли, кинотеатры – все стало предметом открытых состязаний. И премии победителям были назначены очень высокие – такие, каких прежде не бывало. А доставались они главным образом молодым людям, чьи имена прежде не были на слуху. Молодой архитек- тор Анатолий Полянский выиграл конкурс на проект здания советского павильона Всемирной выставки 1958 года в Брюсселе и построил это сооружение. Хрущев «похоронил» довоенный проект Дворца Советов, обьявив новый конкурс с новой программой и на новом месте. И хотя первая премия в нем не была присуждена, проект Александра Власова

This alteration not only became apparent in the entire academic environment, but also in the names of professional magazines – the words “architecture” and “construction” were switched, and “construction” took the lead. This was very significant. Before projects were approved by architectural bureaucrats, they were supposed to be sanctioned by the contractor. The contractor was given the right to demand any changes; to reject a project; and to alter any type of structure, finishes, or anything else that he or she considered too complex to achieve – in essence, to do anything at all. Only by relying on the authority of the client could the authors defend their solutions and realize their visions. We firmly believed that if our colleagues in the West had practiced under such unfair conditions, they would have been unlikely to achieve the creative heights that prompted our sincere admiration of their work at the time. And, if today’s young Russian architects, many of whom view the heritage of my generation with noticeable scorn, had to work under the controls that we did, their works would be no more likely to achieve great success. Many of my colleagues at the time complained about the sacrificial mission of our profession, justifying their own non-resistive positions by the social purpose of urban politics. They complained that they had no choice but to deny their own creativity. Yet, despite the odds, there were those who managed to create great projects during this time. FORMATION. The genesis of Soviet modernism can be traced to competitions for a broad variety of standardized residential and public building projects – apartments, schools, hospitals, sanatoriums, commercial centers, and cin- emas. All commissions were determined through these open architectural contests. And the monetary awards for the winners were much higher than in the years past. They were mostly given to the young, whose names were yet unknown, such as Anatoly Polyansky, who designed the realized Soviet Pavilion for the World Exposition 1958 in Brussels. Khrushchev buried forever the Palace of Soviets project by announcing a new competition for it with a new program at a new location. The winning project was designed by Vlasov but was later canceled when the decision was made to build the Palace of Congresses in the Kremlin. There was also a competition that determined the winning scheme of the Palace of Pioneers in Moscow, which was constructed, and for which I was one of the architects.

17