Студия импрессионистов

Для в с я к а я психолога элементарно, что окружающій насъ міръ, благодаря чувственному воспріятію, неизб ѣ жно претерп ѣ ваетъ превра- щенія; и представленіе, будто объекту воспріятія присуще то, что онъ на самомъ д ѣ л ѣ заимствуем отъ субъекта воспріятія, не есть какое- либо исключительное психологическое явленіе. Вся наша чувственная д ѣ ятельность подчиняется процессу проекціи чисто субъективныхъ пре- вращены на вн ѣ шній объектъ. Я не знаю, какого цв ѣ та вишни; я знаю только, что въ моихъ глазах* он ѣ красны; окрашиваютъ-ли их * ваши глаза точь въ точь въ такой-же красный цв ѣ тъ, какъ и мои, я не знаю; знаю только, что дальтонисты окрашиваютъ ихъ въ зеленый. Намъ кажется, что міръ самъ по себ ѣ наполненъ звуками, хотя звуки, какъ и цв ѣ та, ничто иное, какъ наши субъективныя превращенья вн ѣ ш- нихъ данныхъ. То, что въ неодушевленномъ предмет ѣ внезапно высту- п а ем въ качеств ѣ одушевляющей силы, вовсе не такъ чуждо, по объясненію К. Грооса, и таинственно, такъ какъ эта одушевляющая сила есть наше собственное, хорошо знакомое намъ „ я " со вс ѣ ми его особенностями; зд ѣ сь, по справедливому зам ѣ чанію Фишера, происхо- д и м „займъ д у шъ " , — мы какъ-бы одолжаемъ нужную частицу нашей души неодушевленному по своей природ ѣ предмету на время его вос- пріятія. Окружающій насъ міръ какъ-бы заимствуем свой характеръ отъ субъективная , индивидуальная „ я " ; и мы понимаемъ, что хот ѣ лъ ска- зать Гете про Гебеля, зам ѣ тивъ, что посл ѣ дній придалъ природ ѣ „мно г о м у жи ц к а я " , природа можетъ быть мужицкой, когда ее воспринимаем Гебель, но она можетъ быть и „рыцарски-прекрасной, когда воспри- нимаем ее Вольфрамъ фонъ Эшенбахъ. И она изм ѣ няется вм ѣ ст ѣ съ нами, съ нашимъ душевнымъ настроеніемъ; веселая лужайка, нива и л ѣ съ, которыми я восхищаюсь, беззаботно сидя со своей возлюблен- ной, станутъ лишь ярко-зеленымъ пятномъ, желтыми полосами и тем- ной каймой, если въ э т о м моментъ меня изв ѣ стятъ о несчастьи съ близкимъ мн ѣ челов ѣ комъ. И авторъ совершенной драмы, въ томъ смысл ѣ , какъ я ее понимаю, зафиксируем въ ремарк ѣ эти два мо- мента окружающей д ѣ йствующаго обстановки; онъ педантично потре- б у е м отъ декоратора мгновенной зам ѣ ны веселая пейзажа обезсмы- членнымъ сочетаніемъ назойливо-зеленая, тревожно-желтаго и угрюмо- оли в к о в ая и б у д ем правъ въ своемъ педантизм ѣ . Художникъ сцены ни въ коемъ случа ѣ не долженъ на подмосткахъ „драмы" показывать предметы такими, каковы они сами по с е б ѣ ; — представленные пережитыми, отражающими чье-то „ я " , его муку, его радость, его злобу, равнодушіе, они только тогда станутъ органиче- скими частями того же л а н н а я ц ѣ лаго, которое поистин ѣ мы вправ ѣ назвать совершенной драмой. Выражаясь образно, въ предметах*, пред- ставляемых* на сцен ѣ должна какъ-бы циркулировать кровь д ѣ йству- ющаго лица и самый каменный камень не долженъ молчать рядомъ с * д ѣ йствующимъ. —Револьверъ, которымъ я любуюсь, какъ блестящей игрушкой, уже не т о м , когда я его д ѣ ловито чищу своему господину и ужъ конечно не т о м , когда я его беру, чтобъ застр ѣ литься; —на какомъ-же основаніи во вс ѣ хъ трехъ случаяхъ мн ѣ показываютъ со