2-ая Уральская индустриальная биеннале современного искусства • каталог

Параллельная программа

заказы на памятники убитым «синим» и фонтаны в коттеджи «новым русским». А надгробия «уралма- шевцам» (на Северном кладбище) ваял его конкурент скульптор Геворкян. Другие мои предприимчивые товарищи, укра- шавшие доселе колхозные столовые, переквалифи- цировались расписывать вновь открывшиеся мона- стыри и отобранные у музеев церковные здания. Поначалу случались казусы. Валере Павлову на- стоятель, извиняясь из-за отсутствия рублей, пред- ложил расплатиться поднесёнными кем-то «зелё- ными». А Валеру Дьяченко (организатора первой в Свердловске «Экспериментальной выставки» 1987 года – для всех желающих и без выставкома) выпер- ли из Верхотурского монастыря за излишне вольные трактовки канонов. После чего он создал собствен- ную авангардистскую иконописную школу. Все прочие – и официальные художники, и «не- формалы» – сравнялись в своей никомуненужности. За мастерские им нечем было платить. Сам я – хоть и не имел мастерской – рисовал за деньги шаржи в сквере у снесённого недавно ЦУМа. 1 человек – 1 рубль, 2 человека – 2 рубля, ну и т. д. Тем не менее, многие дезориентированные сограждане продолжали стремиться в художники и у нас. Время было удивительное. Все мои знако- мые ни с того ни с сего поменялись жёнами, забро- сили прежние профессии и принялись выбирать себе новые социальные роли (из набора: брокер, бандит, кришнаит, гомосексуалист, рок-музыкант, интерде- вочка и андерграундный художник). Самую трогательную историю той поры пове- дала мне жена художника Бориса Хохонова Наташа. Тоже художница. Оба они окончили Уральский политехнический институт (УПИ, сейчас это УрФУ), но обязательного в СССР распределения по предприятиям и необхо- димости год (или два) отрабатывать на производстве уже не было. И в угоду тогдашней конъюнктуре вы- брали более престижную профессию. Точнее, сперва художником стал Боря, а Наташа просто сидела дома. Но однажды тоже взяла кисточку и намалевала 4 нет- ленных шедевра. И когда объединение «Вернисаж» решило орга- низовать выставку своих картин в ДК Автомобили- стов (там же располагался знаменитый киноклуб Ле- онида Быкова, ныне это Свято-Троицкий храм), муж опрометчиво захватил туда творения жены. И что вы думаете? На выставке оказался какой-то жучок из Мо- сквы, который приобрёл разом все её произведения. Ни у кого больше ничего не купил, а у неё сразу всё! И хотя в последующие годы ничего подобного долго не случалось, Наташа уверовала, что она художник, и каждое утро садилась за мольберт. Творила, что называется, для себя.

Once Vladislav Nesinov, who was then the newly elected chairman of the Irkutsk artists’ union, told me a story of heroics. When in the mid-1990s the rental agree- ment for the house for creative work Listvyanka (on the shore of Lake Baikal) had expired, some tramps gave him a call with a proposal to renew it. But he refused. Then they summoned him to a “meet” fromwhich he was saved by his brother who was a musician in Bratsk where he was singing heart-wrenching songs to local crime bosses. To the request to send to Listvyanka a couple of guys with submachine guns he replied: —That’s not necessary. Just tell ’em you know Tuyrik!.. And that’s it. Sculptors enjoyed a more advantageous situation. My friend Antonov would occasionally get a commission for a monument to those killed by “the blues” or for foun- tains for “new Russian” country houses. And the tomb- stones for the “Uralmash guys” (in the North cemetery) were taken by his competitor the sculptor Gevorkyan. My other enterprising colleagues, who had been till then decorating collective farm canteens, switched to painting the newly opened monasteries and church building that were taken away from the museums. At first there were confusing incidents. One prior, apologizing for problems with ruble cash flow, offered Valera Pavlov to settle his bill with “greenbacks” that somebody had donated. And Valera Dyachenko (organiz- er of the Sverdlovsk’s first “Experimental” exhibition in 1987, that didn’t have an exhibition committee and was open to all wishing to participate) was kicked out of the Verhotursky Monastery for excessively loose interpreta- tions of the canons. After which he started his own avant- gardist school of icon painting. All others—both official artists and “non-formals”– became equals in their universal inutility. They had no money to pay for their studios. I myself, though I didn’t have a studio, painted caricatures for cash in the square near the recently pulled down Central Department Store: 1 person—1 ruble, 2 people—2 rubles, and so on. Still, many of our disoriented fellow citizens con- tinued to want to become artists. It was an amazing time. All my acquaintances all of a sudden were changing wives and occupations and began to try out new social roles (the pick was from the following cast list: a broker, a ban- dit, a Krishna follower, a homosexual, a rock musician, a foreigner-chasing prostitute and an underground artist) The most touching story was told me by the wife of the artist Boris Khohonov, herself a painter. They both had graduated from the Ural Polytechnical institute, but the USSR system of mandatory appointments to indus- trial enterprises where one had to work for a year or two was no longer there. So, considering present situation, they picked a more prestigious profession. More precise- ly, first Boris turned an artist, and Natasha was just stay- ing at home. Then she took up a brush and daubed 4 im- mortal masterpieces.

246