147 / 235
149
– Когда и как состоялось ваше знакомство с Ильей Ка-
баковым? И почему Вы выбрали его картины для своей кол-
лекции?
– В 1984 г. Эндрю Портман (она, на мой взгляд, один из лучших
дизайнеров 20 века и мой близкий друг, у нее хороший вкус и хорошие
знания) сказала мне, что в Москве живет величайший художник сов-
ременности – Илья Кабаков и что я должен поехать и увидеться с ним.
Я не совсем поверил ей и не полетел на встречу с ним. Но я запомнил
этот совет, и когда Кабаков приехал в Париж, я последовал за ним,
совершив двухчасовой перелет. В Париже я поехал к Эндрю домой,
принял душ, вызвал такси, приехал в студию, в которой работал Ка-
баков, и даже увидел его со спины, но я не познакомился с ним, т.к. я
слишком спешил: мой самолет улетал через два часа. Зато я купил его
картину, после чего я вернулся в дом Эндрю, взял свои сумки и пос-
пешил на самолет. Следующий раз мы встретились в 1988 г. во вре-
мя первой выставки Кабакова в Нью-Йорке. Эндрю тогда буквально
взяла меня за руку, отвела на открытие выставки и представила меня
Илье. Во время этой выставки я купил еще одну его картину, а потом
еще две. А затем я начал собирать о нем информацию. Я узнавал о
нем все больше и покупал картину за картиной. И вскоре, несколько
лет назад, он был признан ведущим художником в мире. А спустя еще
какое-то время главный куратор Музея современных искусств прочел
мне целую лекцию о том, что Юрий Кабаков – величайший художник в
мире. И сегодня я считаю себя практически экспертом по творчеству
Ильи Кабакова.
– Вы часто с ним встречаетесь?
– Нет, не очень. Кабаков живет за городом, в 1,5 часе езды на
восток. Но когда я приезжаю к нему, мы часто обсуждаем то, что он
делает в студии. Иногда он даже просит у меня совет.
В работах Кабакова меня интересует больше всего то, что я назы-
ваю «возрождение гуманистических традиций». Традиционное пред-
назначение искусства, на мой взгляд, – это отражение различных ак-
туальных состояний общества, т.е. долгое время, начиная с момента
своего возникновения, искусство выполняло те же функции, что и
СМИ сегодня; и оно отлично с этим справлялось. Простые обыватели
могли легко понять смысл хорошего искусства, а если они не могли
этого легко сделать, то это не признавалось хорошим искусством.
Однако эти представления о роли искусства в обществе кардинально
изменились после Сезанна: теперь это было искусство об искусст-
ве, искусство ради искусства. Это был внутренний диалог художест-