151 / 235
1 3
очутиться в руках людей, которым «все равно». Это не может быть
благотворительностью, для меня это невозможно, я думаю даже, что
это не может быть и частично благотворительностью; я считаю, что
это должно быть усилием, показывающим, что творчество Кабакова
действительно значимо для русских людей, и что они действительно
осознают всю важность и символичность возвращения плодов этого
творчества на русскую землю. Если это именно то усилие, тогда я не-
пременно пойду на сотрудничество.
– Очевидно, Вы действительно страстно относитесь к своей
коллекции и к тому, что Вы делаете. Есть ли у Вас какая-нибудь
мечта – работа, которую Вы мечтаете иметь в своей коллекции?
– Я всегда мечтал иметь столько же работ Уорхола, сколько у меня
работ Кабакова.
– А есть ли какая-нибудь конкретная работа?
– Есть одна картина, которую я страстно желал в 1974 г. Тогда
мне было 23 года, я работал в Нью-Йорк Сити, год назад закончив
колледж. Это была ранняя работа Энди Уорхола; она была создана
где-то в 1960 г., и она была даже приоритетней многих его знамени-
тых работ, потому что она была нарисована от руки. И Вы знаете, я до
сих пор считаю, что это самая великолепная работа двадцатого века.
Эта своеобразная комбинация Великого Уорхола с Великим Матис-
сом. Это был потрясающий пейзаж. Работа продавалась за 75 000
долларов, и никто ее не покупал в течение двух лет – и это в то время,
когда работы многих поп-артовцев стоили в несколько раз больше.
Я считал, что Уорхол значит гораздо больше. И я попросил родите-
лей заложить дом, чтобы купить эту картину, и мама сказала «может
быть», но отец сказал «ни за что».
– И где эта картина сейчас?
– Не знаю. Но я не мог себе ее позволить. Она стоила бы практи-
чески столько же, сколько стоит вся моя коллекция сейчас.