американский

На моем состоянии сказались месяцы тревоги за его жизнь и разочарование от того,

что он выбрал новый контракт и снова уехал в Ирак. Я хотела рассчитывать на него, но не

могла. Его товарищи могли, и совершенно незнакомые военные могли, а вот я и дети —

нет.

В этом не было его вины. Если бы он мог, он был бы в двух местах сразу, только это

невозможно. Но, когда пришло время выбирать, он выбрал не нас.

И все-таки я любила его и старалась поддержать его и показать ему мою любовь всеми

доступными способами. Я испытывала пять сотен различных чувств, и все сразу.

Я думаю, гнев копился во мне все время командировки. Во время разговора Крис

понял, что что-то не так.

Он спросил меня, что меня беспокоит, но я сказала, что ничего. Наконец, когда он

надавил, я сказала: «Я с ума сходила, не зная, вернешься ли ты. Но я не хочу ненавидеть

тебя, и психовать из-за тебя я тоже не хочу. Я знаю, что завтра тебя могут убить. Я не хочу

думать об этом. И разговор этот я продолжать не хочу».

Наконец-то он был дома, и все мои эмоции буквально взорвались во мне, счастье и

злость вперемешку.

Улучшение

Медики взяли у моей девочки все возможные виды анализов. Некоторые из них по-

настоящему вывели меня из себя.

Особенно мне вспоминается, что, когда они брали кровь, ее нужно было много. Они

держали ее головкой вниз и прокалывали ножку; кровь почему-то не шла, и врачам

приходилось делать это снова и снова. А девочка без конца плакала.

Это были долгие дни, но в конце концов врачи заключили, что у моей дочери нет

лейкемии. У нее нашли желтуху с осложнениями, но постепенно врачам удалось взять

болезнь под контроль. Девочке стало лучше.

Была одна вещь, которая по-настоящему расстроила меня. Дочка начинала плакать

каждый раз, когда я брал ее на руки. Она хотела мамочку. Тая сказала, что наша девочка так

реагирует на всех мужчин — стоит ей заслышать мужской голос, как она начинает реветь.

Но, независимо от причин, это больно меня ранило. Я прошел весь этот путь, и я

действительно любил ее, а она меня отвергала.

Отношения с сыном складывались у меня лучше. Он помнил меня, а теперь он стал

старше и уже мог со мной играть. Но и здесь естественные трудности, которые возникают

между детьми и родителями, осложнялись разлукой и стрессом, через которые нам

пришлось пройти.

Мелочи могут ужасно раздражать. Я хотел, чтобы мой сын смотрел мне в глаза, когда я

его отчитывал. Это злило Таю, которая понимала, что ребенок не привык к моему тону, да и

вообще я слишком многого требовал от двухлетнего ребенка в подобной ситуации. Но я

думал совершенно иначе. Ребенок должен был делать именно так, как я требовал, и это было

правильно. Ведь это ему говорил не какой-то чужой дядя, а тот, кто любил его. Уважение

должно быть взаимным. Ты смотришь мне в глаза, я смотрю в твои глаза — мы понимаем

друг друга.

Тут уже Тая не могла не вмешаться. «Минуточку. Как долго тебя не было? А теперь ты

хочешь вернуться домой, стать частью семьи и диктовать свои правила? Нет, сэр, поскольку

через месяц ты опять уедешь на свои тренинги».