Эрих Ремарк: «Возвращение»
5
теряющимся вдали.
– Улетают… – ворчит Вилли. – Эх, черт! Вот если бы нам так можно было: два крыла, и –
фьють!
Генрих Веслинг следит за полетом гусей.
– Значит, зима скоро, – медленно говорит он. Веслинг – крестьянин, он знает всякие такие
вещи.
Людвиг Брайер, ослабевший и грустный, прислонился к насыпи и чуть слышно бормочет:
– В первый раз вижу…
Но больше всех вдруг оживляется Козоле. Он просит Веслинга в двух словах сообщить ему
все, что тому известно о диких гусях, и главным образом интересуется их размером: такие ли
они крупные, как откормленные домашние гуси.
– Примерно, – отвечает Веслинг.
– Ах ты черт! – у Козоле от возбуждения трясутся челюсти. – Значит, сейчас по воздуху ле-
тят пятнадцать – двадцать великолепных жарких!
Снова низко над нашими головами хлопают крылья, снова хриплый гортанный клекот,
точно ястреб ударяет нас в самое темя, – и вот уж всплески крыльев сливаются с протяжным
криком птиц и порывами крепчающего ветра, рождая одну неотступную мысль – о воле, о жиз-
ни.
Щелкает затвор. Козоле опускает винтовку и напряженно всматривается в небо. Он целил-
ся в самую середину летящего клина. Рядом с Козоле стоит Тьяден, готовый, как гончая, со-
рваться с места, если упадет гусь. Но стая не разомкнувшись летит дальше.
– Жаль, – говорит Адольф Бетке. – Это был бы первый путный выстрел за всю эту вшивую
войну.
Козоле с досадой швыряет винтовку:
– Эх, иметь бы хоть немного дроби!
Он погружается в меланхолические мечты о том, что было бы тогда, и машинально жует.
– Да, да, – говорит Юпп, глядя на него, – с яблочным муссом и жареной картошечкой…
Неплохо, а?
Козоле смотрит на него с ненавистью:
– Заткнись ты, чернильная душа!
– А зря ты в летчики не пошел, Козоле. Ты бы их теперь сеткой половил,
– зубоскалит Юпп.
– Идиот! – обрывает его Козоле и бросается наземь, опять собираясь соснуть.
Это и вправду самое лучшее. Дождь усиливается. Мы садимся спиной к спине и покрыва-
емся плащ-палатками. Точно темные кучи земли, торчим мы в нашем окопе. Земля, шинель, и
под ней – тлеющий огонек жизни.
Резкий шепот будит меня:
– Живей, живей!..
– Что случилось? – спрашиваю я спросонок.
– Нас посылают на передовые, – ворчит Козоле, поспешно собирая свои вещи.
– Но ведь мы только что оттуда, – удивленно говорю я.
– А черт их разберет, – ругается Веслинг. – Война ведь как будто кончена.
– Вперед! Вперед!
Сам Хеель, командир роты, подгоняет нас. Нетерпеливо носится он по окопу. Людвиг
Брайер уже на ногах.
– Ничего не поделаешь, надо идти… – говорит он покорно и запасается ручными граната-
ми.
Адольф Бетке смотрит на него.
– Оставайся-ка здесь, Людвиг, – говорит он. – Нельзя с таким поносом на передовую.
Брайер мотает головой.
Ремни поскрипывают, винтовки щелкают, и от земли опять вдруг поднимается гнилостный
запах смерти. Нам казалось, что мы навсегда избавились от него: высоко взвившейся ракетой
засияла мысль о мире, и хотя мы еще не успели поверить в нее, освоить ее, но и одной надежды
было достаточно, чтобы немногие минуты, которые потребовались рассказчику, принесшему до-
