Эрих Ремарк: «Возвращение»
11
следующие за нами. Это американцы. Широкой рекой движутся меж деревьями их колонны, и
над ними зыбью пробегает беспокойное поблескиванье оружия. А вокруг – тихие поля, и деревья
в осеннем уборе спокойно и безучастно поднимают свои верхушки над стремительным потоком.
Ночь мы провели в небольшой деревне. За домами, в которых нас расквартировали, течет
ручей, обсаженный ивами. Вдоль ручья вьется узкая тропинка. Поодиночке, гуськом, растянув-
шись длинной лентой, тянемся мы по ее изгибам. Козоле – впереди. Рядом с ним бежит, обню-
хивая его хлебный мешок, Волк, любимец нашей роты.
Вдруг, на перекрестке, там, где тропинка вливается в шоссе, Фердинанд бросается назад:
– Внимание!
Вмиг ружья наготове, и мы рассыпаемся в разные стороны. Козоле, готовый открыть огонь,
залег в придорожной канаве. Юпп и Троске, озираясь, притаились за кустом, Вилли Хомайер
стремительно срывает с пояса ручные гранаты, и даже наши раненые приготовились к бою.
По шоссе, болтая и смеясь, идут американцы. Это догнал нас их передовой отряд.
Адольф Бетке единственный остался на ногах. Он спокойно покидает укрытие и выходит
на дорогу. Козоле поднимается. Все остальные тоже опомнились, смущенно и неловко оправля-
ют на себе пояса и ремни винтовок, – ведь уже несколько дней, как война кончилась.
Увидев нас, американцы в изумлении останавливаются. Разговоры обрываются. Американ-
ские солдаты медленно приближаются. Мы пятимся к какому-то сараю, чтобы иметь прикрытый
тыл, и выжидаем. Раненых берем в середину.
С минуту длится молчание, затем от группы американцев отделяется долговязый парень и
машет нам:
– Алло, камрад!
Адольф Бетке тоже поднимает руку:
– Алло!
Напряжение спадает. Американцы подходят вплотную. Еще мгновение, и они окружают
нас. До сих пор мы видели их вблизи лишь пленными или мертвыми.
Странный миг. Молча смотрим мы на американцев. Они стоят полукругом, все как один
рослые, крепкие; сразу видно, что еды у них всегда было вдоволь. Все молоды – никто из них по
возрасту даже не приближается к Адольфу Бетке или Фердинанду Козоле, а они ведь у нас еще
далеко не самые старшие. Но нет среди них и таких юных, как Альберт Троске или Карл Брегер,
а они ведь у нас еще не самые молодые.
На американцах новое обмундирование, ботинки их из непромокаемой кожи и пригнаны по
ноге, оружие хорошего качества, ранцы полны боевых припасов. У всех свежий, бодрый вид.
По сравнению с ними мы настоящая банда разбойников. Наше обмундирование выцвело от
многолетней грязи, от дождей Арденн, от известняка Шампани, от болот Фландрии; шинели ис-
кромсаны осколками снарядов и шрапнелью, зашиты неуклюжими стежками, стали заскорузлы-
ми от глины, а нередко и от засохшей крови; сапоги расшлепаны, оружие давно отслужило свой
век, боевые припасы на исходе. Все мы одинаково замызганы, одинаково одичали, одинаково
изнурены. Паровым катком прошла по нас война.
Подтягиваются все новые и новые части. Кругом полно любопытных.
Мы все еще стоим в углу, сгрудившись вокруг наших раненых, – не потому, что боимся, а
потому, что мы нераздельны. Американцы подталкивают друг друга, показывая на наши старые,
изношенные вещи. Один из них предлагает Брайеру кусок белого хлеба, но тот не берет, хотя в
глазах у него голод.
Вдруг кто-то, подавив возглас, показывает на повязки наших раненых. Повязки из гофри-
рованной бумаги, скрепленные бечевкой. Это привлекает всеобщее внимание. Американцы от-
ходят и шепчутся между собой. Их добродушные лица выражают сочувствие, – они видят, что у
нас даже марли нет.
Американец, окликнувший нас первым, кладет руку на плечо Бетке.
– Немцы хорош солдат, молодец солдат, – говорит он.
Его товарищи рьяно поддакивают.
Мы не отвечаем, – мы не в силах теперь ответить. Последние недели были особенно тяже-
лыми. Нас снова и снова бросали в огонь, и мы напрасно теряли людей, но мы ни о чем не спра-
шивали, мы шли в бой, как во все эти годы, и от нашей роты в двести человек осталось только
тридцать два. Вышли мы из боев все также ни о чем не раздумывая и ничего не чувствуя, кроме
