Стивен Кинг: «Извлечение троих»
94
хож на грохот щебенки в бетономешалке, а его пенис, еще минуту назад торчавший молодцева-
тым воскличательным знаком над курчавыми волосами лобка, сник, превратившись в дряблый
белесый вопросительный знак; она помнит, как хриплые гремящие звуки рвоты вроде бы пре-
кратились, а потом зарядили по новой, и она еще подумала: Похоже, дальше закладки фунда-
мента этого парня не хватит, и рассмеялась, и прижала свой палец (теперь его украшал длинный
подпиленный ноготь) к обнаженной вагине, но все-таки не совсем обнаженной, потому что те-
перь она заросла курчавыми волосами, но внутри у нее раздавался все тот же хрупкий и влажный
щелчок, и по низу живота разливалось все то же причудливое ощущение, в котором боль меша-
лась в наслаждением (но только приятней, намного приятней, чем вообще ничего), а потом он
повернулся и стал шарить вслепую, пытаясь ее схватить, и все приговаривал, хрипло, с надры-
вом: «Ах ты проклятая черномазая сучка», а она продолжала смеяться, легко увертываясь от не-
го, а потом, схватив свои трусики, открыла со своей стороны дверцу машины, чувствуя, как его
пальцы пытаются поймать ее за блузку, и убежала в майскую ночь, исполненную ароматом ран-
ней жимолости, красно – розовый неоновый свет разбивался о гравий парковочной зоны какой-
то послевоенной планировки, а она торопливо запихивала свои трусики – дешевые нейлоновые
трусики – уже не в карман, а в сумочку, набитую подростковой мешаниною косметики, и бежа-
ла, неоновый свет дрожал, и вот ей уже двадцать три, и это не трусики, а шарф из искусственно-
го шелка, который она небрежно опускает в сумочку, проходя вдоль прилавка галантерейной
секции универмага «Мейси» – шарф, который стоил в то время $1.99.
Дешевка.
Как белые нейлоновые трусики.
Дешевка.
Как и она сама.
Тело, в котором она поселилась, принадлежало женщине, унаследовавшей миллионы, но
Детта об этом не знала и ей было наплевать – шарф был белым, с синей каймою, и внутри снова
разлилось хрупкое наслаждение, когда она села на заднем сидении такси и, не обращая внимания
на водителя, зажала шарф в одной руке и, не отрываясь глядя на него, запустила другую руку
под твидовую юбку, под резинку белых трусиков: тот же самый длинный черный палец принял-
ся за работу – точным безжалостным движением.
Так что иной раз она задавалась вопросом, но как-то смутно и словно бы издалека, где она
есть, когда ее нет, но обычно страсти ее и желания настойчиво и внезапно напоминали о себе, и
у нее уже не было времени на дальнейшие размышления – и она просто делала то, что ей нужно
было сделать. Завершить то, что должно быть завершено.
Роланд бы понял.
5
Одетта могла позволить себе ездить повсюду на лимузине, даже в 1959 году – хотя тогда
отец ее был еще жив, и она не была так сказочна богата, как в 1962, после его кончины. Деньги,
которые до сих пор находились в ведении ее опекуна, по достижению ею двадцати пяти лет пе-
решли к ней, и она могла делать с ними все, что душе угодно. Ее мало трогало выражение одного
из консервативных газетчиков, пущенное в оборот года два назад – «либералишки в лимузинах»
– но она все же была достаточно молода и не хотела, чтобы ее воспринимали ее таким образом,
пусть даже так было на самом деле. Но не так все-таки молода (или не так глупа!), чтобы ис-
кренне верить в то, что несколько пар полинялых джинсов и рубашек цвета хаки, которые она
имела обыкновение носить, могут реально изменить ее действительный статус, или те же поезд-
ки в автобусе или в подземке, когда можно было бы вызвать машину (при этом она бывала так
поглощена собой, что не замечала искреннего изумления и обиды Эндрю; он очень любил ее, и
такое с ее стороны отношение воспринимал как личное неприятие), но все же достаточно моло-
да, чтобы все еще верить, что подобные жесты могут порой превозмочь (или, по крайней уж ме-
ре, слегка приглушить) истинное положение дел.
Вечером 19 августа 1959 года она заплатила за этот красивый жест половиною ног… и по-
ловиной рассудка.
6