Часть II - Извлечение троих

Стивен Кинг: «Извлечение троих»

довали до конца, и я тоже держалась до конца, но на этот раз они, как мне кажется, взяли верх, я

потому что в конце напрудила в штаны. – Одетта увидела в зеркальце, как Эндрю снова помор-

щился, и ей захотелось остановиться, но она не смогла. – Видишь ли, они нам вроде бы препо-

дают урок. Хотят тебе показать. Потому что ты перепуган, а перепуганный человек уже не за-

явится к ним в драгоценный их южный край и больше не станет их донимать и возмущать их

спокойствие. Но мне еще кажется, что они все – даже самые тупари, а они там тупари далеко не

все – знают, что в конце концов перемены наступят, как бы они ни старались, и пытаются по-

унижать тебя, пока они еще в силе, а то вдруг больше случая не представится. Хотят показать,

что тебя можно унизить. Ты можешь клясться перед Богом-Отцом, и Сыном, и всем сонмом свя-

тых, что ты никогда, никогда, не при каких обстоятельствах не запятнаешь себя, но если они за

тебя возьмуться, то ты еще как запятнаешь. Как миленький. А урок заключается в том, что ты

просто животное в клетке. Всего лишь животное в клетке. Так что я напрудила в штаны. Я все

еще чувствую запах мочи и этой чертовой камеры. Понимаешь, они полагают, что мы происхо-

дим от обезьяны. И мне действительно сейчас кажется, что от меня разит обезьяной.

В зеркальце заднего вида она увидела глаза Эндрю и пожалела о сказанном. Иной раз слу-

чается, что ты не можешь сдержать не только мочу.

– Простите, мисс Холмс.

– Нет, – она снова потерла виски. – Это мне надо просить прощения. Тяжелые были денеч-

ки, Эндрю, все три.

– Да уж, – выдавил он голосом ужаснувшейся старой девы, так что Одетта невольно расхо-

хоталась. Но в душе ее не было смеха. Она думала, что знает, куда она лезет, и что полностью

осознает, как ей несладко придется. Она обманулась.

Тяжелые три денечка. Можно сказать и так, а можно иначе: три дня в Оксфорде, штат

Миссиссиппи, были короткой экскурсией в ад. Есть вещи, которые ты никогда никому не рас-

скажешь. Скорее умрешь, но не расскажешь… пока не предстанешь перед судом Всевышнего,

где, как она погалала, можно будет принять даже ту правду, что сейчас порождает адскую бурю

в этом странном сером желе между двумя ушами (ученые утверждают, что в этом сером желе

нет нервов, и уж если это не исключительная наколка, то тогда – что же?).

– Я хочу одного: поскорее домой и в душ, в душ, в душ, а потом спать, спать, спать. Будем

надеятся, я назавтра приду в себя.

– Ну конечно! Встанете как огурчик! – Эндрю явно хотел извиниться за что-то, но лучших

слов не нашел. Больше он не сказал ничего, не рискуя продолжить этот разговор. Так что к серо-

му кварталу викторианских домов на углу Пятой и южного входа Центрального Парка они подъ-

ехали в непривычном молчании – к весьма фешенебельному кварталу викторианских домов, при

виде которого в душе Одетты всегда пробуждалась тяга к разрушению. Она знала прекрасно, что

в этих роскошных квартирах есть люди, которые никогда с нею не заговорят, если только в том

не возникнет крайней необходимости, но это ее не особенно волновало. К тому же, она была

выше их, и они это знали. Выше их и над ними. Не один раз ей приходило в голову, что кое-кого

из них это просто бесит: что в квартире пентхауса живет черномазая – и это в старом приличном

доме, куда в свое время чернокожие допускались только в белых перчатках лакеев или в кожа-

ных черных – шоферов. Она очень надеялась, что их это бесит, и ругала себя за такую нехристи-

анскую низость по отношению к ближнему своему, но ей хотелось, чтобы они бесились, она не

смогла сдержаться и написала прямо в свои дорогие шелковые трусики, точно также она не мог-

ла сдержать и этот поток – злорадства. Это низко, не по-христиански и почти так же нехорошо…

нет, даже хуже: в том, по крайней мере, что касается Движения, это вообще приводит к обрат-

ным результатам. Скоро они завоюют права, за которые борются. Может быть, уже в этом году:

Джонсон, помятуя о наследии, что досталось ему от убитого президента (и, возможно, надеясь

забить еще один гвоздь в гроб Барри Голдуотера), сделает больше, чем просто просмотрит Акт о

гражданских правах – если так будет нужно, он силой придаст ему силу закона. Так что ушибы и

шрамы надо свести на минимум. Работа еще предстоит немалая. И ненависть ей не поможет.

Наоборот: ненависть может ее испортить.

Но иногда ты все равно ненавидишь.

И этому тоже ее научил Оксфорд.