– Он партнер моего отца. Мы давно знакомы и часто вместе посещаем разные
заведения.
– Я не об этом. Для меня ваш ответ очень важен… Извините, еще раз спрашиваю: какие
у вас отношения с Родом?
– Самые лучшие. Но совсем не те, которые вы имеете в виду.
– Правда?
– Да, – в голосе ее была смесь недоумения и любопытства.
– Я хотел знать это, поскольку собираюсь сообщить о случившемся полиции. Не знаю,
замешан ли в этом деле ваш отец, но Род замешан безусловно.
– Но если вы обратитесь в полицию, то расстанетесь и с распиской. Какой в этом
смысл? Вы ведь ничего не получите.
– Я никогда и не собирался извлечь из этого дела выгоду. Торгуясь с вами, я просто
блефовал.
– Тогда как же расписка оказалась у вас? – подозрение вновь отразилось на ее лице.
– Мы поговорим об этом в другой раз, – Калверт махнул рукой. – А сейчас… Вы готовы
мне помочь, если я обращусь в полицию?
– Нет! – с этим воплем она, казалось, извергла из себя частичку души. – Нет! Никогда!
– Но ведь произошло убийство, – возразил Калверт. – Погиб человек. Второй чудом
избежал смерти. Вы посмотрели бы на его раны.
– Нет, – простонала Люси.
– Кто же следующая жертва? По-видимому, я. На этот раз Плайер будет действовать со
всей решительностью.
– Не верю! – она вскочила, словно подброшенная пружиной. – Вы хотите попугать
меня! Зачем вы наговорили столько ужасов?
Она бросила на него разящий взгляд, потом отвернулась и заплакала. Плакала по-
детски – навзрыд, прижимая к груди кулачки. Калверт не выдержал, встал и ласково обнял ее
за плечи. Инстинктивно Люси прижалась к нему, словно прося защиты. Рыдания стали
глухие, руки переплелись, Калверта снова обдало ароматом, так живо напомнившим ему
мелодию вальса, услышанного недавно. Ее податливое мягкое тело все сильнее прижималось
к нему, и Калверт понял, что пропал. Желание обладать этим телом было безмерно велико,
оно наваливалось и давило, как штормовая волна, и лишь где-то в глубине сознания еле
слышно звучало: «Не смей. Не смей пользоваться ее секундной слабостью. Это будет подло.
Если чему-то и суждено быть, пусть это будет совсем иначе, без всякой связи с распиской,
Родом, Плайером и ее отцом».
Объятия его ослабли, хотя он все еще продолжал поддерживать девушку. Она перестала
плакать, вытерла ладонью глаза, но не предприняла попытки освободиться из его рук.
– Что мы делаем, Люси? – сказал Калверт, сажая ее на диван. – Что происходит? Как
нам вести себя дальше?
– Не знаю, – устало ответила она. – Но мне бы хотелось, чтобы восторжествовала
справедливость.
– Мне бы тоже этого хотелось. Но все слишком подло и грязно. Эта зараза уже
осквернила нас.
Взгляд Люси был полон смирения. Она доверилась ему, молила о защите, а он даже не
знал, что предпринять. Только теперь Калверт понял, что Люси для него дороже всего:
дороже его жизни и чести, дороже проблем добра и зла.
– Люси, так уж получилось, что мы должны пройти через все это. Но если вам страшно,
разрешите, и я сделаю все сам.
Ее голос прозвучал тихо, как шелест:
– Я не смогу пойти против отца. Вы совсем его не знаете. Да, у него есть слабости, как
и у любого человека. Но он не преступник. Он не может иметь ничего общего с тем, о чем вы
говорили. Возможно, он поступил неправильно, купив картины Гроота. Но все остальное…
– Так вы все знаете! – с удивлением воскликнул Калверт.
