справедливо. Кто следует себе, не блуждает. Кто теряет себя, находит мир. Кто находит мир,
находит и себя. Кто ощущает себя, тот поднимается над всем и растворяется в вечности. Человек
всегда ощущает только себя самого.
На обратном пути Гэм на несколько дней остановилась в Канди. Жила она очень уединенно
и избегала людей, но в последний вечер отправилась в храм. Погруженная в свои мысли,
слушала однообразные молитвы толпы и медленно шла по святилищу. Внезапно перед нею
возникло шафранное одеяние. Она узнала настоятеля и вспомнила его слова о том, что когда-
нибудь она вернется сюда еще раз. Гэм не запротестовала — чутьем угадывая безмятежность
этого места, покорилась велению минуты. Лама провел ее в храмовую библиотеку. Она присела
на каменный парапет, а когда взглянула ламе в лицо, ей почудилось, будто последний раз она
была здесь лишь несколько часов назад, и все вещи вокруг еще сильнее, чем прежде, показались
отрешенными, далекими, маловажными.
— У верующих в Тибете, — начал лама, — есть древний молитвенный обычай, который
люди Запада не понимают и потому часто высмеивают. Тибетцы вращают свои молитвенные
мельницы сто, тысячу, несчетное множество раз и при этом повторяют одни и те же слова: ом
мани падме хум. В головах людей Запада живет неугомонный зверек, который у них зовется
мышлением и все же таковым не является. Потому что и на Востоке мыслят, причем мыслят
глубоко — недаром ведь все религии ведут начало с Востока, — но у людей Востока нет
неугомонного зверька, мешающего им добраться до сути. Зато у них есть медитация. В
однообразии тибетской молитвы, которую человек Запада презирает, заключена ее сила. Кто
наполняет вещи своей волей, тот ускоряет их ход и тратит собственные силы, а когда эти силы
иссякают, наступает конец. Кто отключает себя и уподобляется вещам, тот становится частью
безмолвной мощи их внутренних законов. Он вступает в круговорот и не может ни затеряться,
ни кончиться… Люди Запада все так высокомерны.
— Я на пороге конца, — сказала Гэм.
— Всякий конец неизменно есть начало. Вы верите в конец и мыслите его, все люди Запада
считают, что если они что-то измеряли этой несовершенной штукой, разумом, а оно оказалось
неделимым и ускользнуло от них, то наступает конец. Еще они говорят, что смерть, эта самая
грандиозная из всех метаморфоз и переходов, есть конец. Люди Запада хотят все постичь, но им
трудно признать, что разум и логика годятся только для повседневной жизни, а не для того, что
они называют метафизикой и трансцендентальностью. Животные, о которых ваши бессердечные
западные религии даже не упоминают, тоже владеют разумом и логикой и по-настоящему в них
нуждаются — для поисков пищи, для поддержания и защиты существования. Но реки жизни
текут и проникают куда глубже… Чем был бы мир, будь он по-человечески постижим и
понятен?..
Лама спокойно и кротко взглянул на нее.
— Иные жизни проходят на равнине и сами суть равнина, иные, подобно холмам и горам,
устремлены ввысь, и их вершина — венец долгого подъема, иные же идут кругами: совершив
один круг, замкнув его, они думают, что все кончено, ничего больше нет, и внезапно, без всякого
перехода, оказываются в новом круге. Это жизни без подлинного прошлого, они возрождаются
из собственного пепла. Для таких жизней опыт, который для других есть основа основ, не имеет
значения, они подчинены мистическим законам, и корни их много глубже. В вас — именно
такая жизнь. Когда вы много месяцев назад были здесь, я увидел, что до завершения
теперешнего круга ваша жизнь еще раз пройдет мимо меня. И вы пришли — время
исполнилось… Начинается новый круг…
Гэм печально посмотрела на него.
— Я знаю, это невозвратно далеко… и еще знаю: если б все вернулось, я бы не знала, что с
