дилетанта, посещающего галерею, что испытывает удовольствие не от созерцания, а от
обладания вещью. Цена при этом, естественно, имеет значение, но не решающее. Но, дабы
внести ясность, добавлю, что, покупая картины, я понимал, что не смогу владеть ими.
– Почему? – спросила Люси.
– Из-за некоторых обстоятельств, которые не должны беспокоить наших детей.
Картины Гроота – это солидное и надежное вложение капитала. Мистер Калверт упрекнул
меня, что они приобретены по бросовой цене. Не отрицаю. Тем с большей выгодой я мог бы
продать их потом. Ты многого не знаешь о моей жизни, Люси. Разве тебя не интересовало,
например, почему я взял Рода в компаньоны?
– Продолжай, отец, – глаза Люси были опущены.
– Это было вызвано крайней необходимостью. Я тогда очень нуждался в деньгах, –
Бостон умолк, искоса глянув на Калверта – даже следа прежней доброжелательности не
осталось в этом взгляде. – Я покупал картин больше, чем продавал. Расходы резко превысили
доходы. Причина этого была не в моей неопытности, а в моей любви к живописи, в моем
меценатстве. Я охотно предоставлял выставочные залы малоизвестным художникам и даже
покупал их работы, чего бы не сделал ни один из моих коллег. Взять того же Лазаруса. Я
вожусь с ним уже десять лет, хотя не имею ничего, кроме убытков. Все мои запасники забиты
непроданными картинами. Деньги иссякли, нужен был новый источник. Потому я и
пригласил Рода с его капиталами. Наше финансовое положение сразу улучшилось, появилась
возможность создать кое-какой оборотный фонд. Естественно, Род имел равные права на
галерею, но разница между нами в том, что он чистый коммерсант, а я – поклонник
искусства. Иногда мне хотелось вырваться из-под его влияния. Одной из таких попыток как
раз и была покупка картин Гроота. Это было нужно лично мне… Как тут объяснить… Для
самоутверждения, из желания потрафить самому себе… Оказавшись вдали от Рода, я, как
жеребчик, освободившийся от узды, поддался соблазну, не устоял. Когда я вернулся в Штаты
и сообщил о покупке Роду, он пришел в бешенство. Нужных средств у нас не оказалось, и
взять их было негде. Мы стали искать богатых покупателей на обе картины, но из этого тоже
ничего не вышло. Все коллекционеры очень осторожны, и на обделывание таких делишек
требуется немало времени. Тогда я решил обратиться к услугам другого коммерсанта, более
удачливого и имевшего больше связей.
– Росса Леонетти, – подсказал Калверт. – Но это стало полной неожиданностью для
Рода.
– Почему вы так думаете?
– Неважно. Рассказывайте дальше.
– Тем временем сюда прибыл Ван дер Богль. Он требовал немедленной выплаты денег,
в противном случае грозился сорвать сделку. Он ходил за нами следом, угрожал, торопил.
Меня все это сильно раздражало. Я уже собирался вернуть ему картины. Но Род вдруг круто
изменил свою позицию. Он обещал достать деньги для окончательного расчета, хотя не
сообщил, каким путем он это собирается сделать.
– По-видимому, как раз в это время и появился Плайер? – спросил Калверт.
– Да. Он приехал откуда-то с запада, был менеджером во внешнеторговой фирме. Он
двоюродный брат Рода, это вы знаете.
– И вы решили, что именно Плайер добудет Роду четверть миллиона долларов?
– Нет. Тогда я не имел ни малейшего представления об их планах. – Бостон уставился
на Люси, словно ища у нее поддержки. – Если бы я заранее знал, что они собираются
предпринять, то никогда не допустил бы этого.
– Значит, это все правда? – лицо девушки было белее бумаги. – И убийство Ван дер
Богля, и покушение на Гастингса?
– Да, но тогда я об этом не знал, – Бостон отвел взор.
– А узнали лишь после посещения Гастингса в госпитале? – участливо спросил
Калверт.
– Именно, – почти прошептал Бостон.
