444 / 453
444
Стивен Кинг: «Темная Башня»
с насосом с атомным приводом, какой стоял на Дорожной станции. Поднимаясь по ступеням,
прошел мимо комнаты с дохлым омароподобным чудовищем, и теперь свет, который он чув-
ствовал, все набирал яркость, а от синевы не осталось ничего.
Это был…
Он уже не сомневался, что это был…
Это был солнечный свет. За стенами Темной Башни царили густые сумерки, если не
ночь, над ней сияли Старая Звезда и Древняя Матерь, но Роланд не сомневался, что видит
(или чувствует
) солнечный свет
.
Он поднимался, более не заглядывая в комнаты, не принюхиваясь к запахам прошлого.
Лестница сужалась, его плечи уже цепляли изгибающиеся стены. Песни закончились, если
только не считать песней ветер, вот его Роланд слышал.
Он миновал последнюю открытую дверь. На полу в крошечной комнатке, что находи-
лась за ней, лежал альбом со стертым лицом. На бумаге остались только два красных, ярост-
но горящих глаза.
Я достиг настоящего. Я до него добрался
.
Да, и был солнечный свет, каммала солнечный свет, внутри глаз и ждущий его. Горя-
чий, он обжигал кожу. И ветер тоже усилился, ревел в ушах. Словно не мог чего-то про-
стить. Роланд посмотрел на спиралью уходящие вверх ступени; теперь его плечи терлись о
стены, потому что шириной проход не превышал гроба. Еще девятнадцать ступеней, и комна-
та на вершине Темной Башни будет его.
– Я иду! – крикнул он. – Если ты меня слышишь, слушай хорошо.
Я иду!
Одну на другой преодолевал он ступени, выпрямив спину, гордо вскинув голову. Другие
комнаты встречали его открытой дверью. Путь в эту перегородила дверь из «дерева призра-
ков» с единственным вырезанным на ней словом. И слово это было:
РОЛАНД
Он ухватился за ручку. С выгравированной на ней дикой розой, которая оплела револь-
вер, один из тех больших древних револьверов, которые принадлежали его отцу и которые он
потерял навеки.
Однако они снова станут твоими
, – прошептал голос Башни и голос роз: эти два голо-
са слились в один.
Что ты такое говоришь
?
Ответа он не услышал, но ручка повернулась под его пальцами, и, возможно, это был
ответ. Роланд открыл дверь на вершине Темной Башни.
Увидел и все понял сразу, знание это обрушилось на него, как удар кувалды, горячее,
как солнце пустыни, которая была апофеозом всех пустынь. Сколь много раз он поднимался
по этим вот ступеням, после чего его спускали вниз, разворачивали, отправляли назад? Не в
самое начало (там еще можно было что-то изменить и снять временное проклятие), но в тот
самый момент в пустыне Мохайн, когда он наконец-то осознал, что бездумный, не подлежа-
щий сомнениям поход может завершиться успешно? Сколько раз он путешествовал по петле,
похожей на скобу-защелку, которая когда-то отвалилась от его пупка, его собственного тет-
ка кан Ган? И сколько раз ему еще придется пройти эту петлю?
–
О нет!
– закричал он. –
Пожалуйста, только не это! Пожалейте меня! Проявите
милосердие!
Руки все равно толкали его вперед. Руки Башни не знали, что есть милосердие.
Они были руками Гана, руками ка, и они не знали, что есть милосердие.
Он почувствовал запах щелока, солончака, горький, как слезы. За дверью начиналась
пустыня: белая, ослепляющая, безводная, ровная как стол, разве что на горизонте виднелись
подернутые дымкой горы. А из-под запаха солончака пробивался запах бестравы, которая
приносила сладкие сны, кошмары, смерть.
Но не для тебя, стрелок. Для тебя – никогда. Ты ускользаешь. Ты меркнешь. Могу я
быть предельно откровенна? Ты продолжаешь свой путь.