Часть VII - Тёмная башня

Стивен Кинг: «Темная Башня»

дружбой, единством цели.

Болью, которую вызывал один только

его

вид. Роланда из Гилеада.

Откуда, задавался вопросом Мордред, он так много знал? От своей матери? Частично –

да, он почувствовал, как миллион мыслей и воспоминаний Миа (многие почерпнутые у Сю-

занны) проносился сквозь него, когда он ее пожирал. Но знать, что именно так кормятся

Праотцы, откуда взялись эти знания? Как он мог знать, что вампир-немец, напившись крови

француза, мог говорить на французском неделю или десять дней, говорить так, будто фран-

цузский – его родной язык, а потом эта способность, как и воспоминания жертвы, начинали

уходить…

Откуда он мог такое знать?

Да какое это имело значение?

Теперь он наблюдал, как они спят. Мальчишка Джейк проснулся, но лишь на короткое

время. Ранее Мордред наблюдал, как они едят: четверо дураков и ушастик-путаник, полные

крови, полные энергии, обедали, сидя кружком. Они всегда садились кружком, даже на тропе,

если останавливались отдохнуть на пять минут, садились кружком, не отдавая себе в этом

отчета, создавали внутренний круг, оставляя остальной мир за его пределами. У Мордреда

такого круга не было. Он только что вошел в этот мир, но уже понимал, что находиться вне

любого круга – его ка, точно так же, как ка зимнего ветра – мотаться взад-вперед только по

половине круга, от севера до востока, потом от востока через север до запада, и обратно. Он

принимал такое положение дел, но все равно смотрел на них с ненавистью постороннего,

зная, что может причинить им боль и месть его будет жестокой. В нем сходились два мира,

предсказанное слияние Прим и Ам, гадоша и годоша, Гана и Гилеада. В некотором смысле он

был, как Иисус Христос, только сути своей соответствовал даже больше, чем овечий бог-че-

ловек, ибо у овечьего бога-человека был только один настоящий отец, с гипотетических не-

бес, и приемный, который жил на Земле. Бедный старичок Иосиф, которого оброгатил сам

Господь Бог.

С другой стороны, у Мордреда Дискейна были

два настоящих

отца. Одного из них он

видел спящим на экране, который висел перед ним.

«Ты стар, отец», – думал он. И такие мысли приносили ему гаденькое наслаждение. Но

при этом напоминали ему, что он сам – маленький и жалкий, не больше… ну, не больше пау-

ка, который смотрит сверху вниз на людей из своей паутины. Мордред являл собой близне-

цов, и ему предстояло оставаться близнецами, пока не умер бы Роланд Эльдский и не разва-

лился бы последний ка-тет. А как же тихий голос, который говорил ему: пойди к Роланду,

назови его отцом? Назвать Эдди и Джейка своими братьями, Сюзанну – сестрой? То был пе-

реполненный чувством вины голос матери. Да они убили бы его прежде, чем он успел бы

произнести хоть одно слово (при условии, что дорос бы до той стадии человеческого разви-

тия, когда дети не только гукают). Они отрезали бы ему яйца и скормили ушастику-путани-

ку. Они похоронили бы его кастрированный труп, справили большую нужду на могиле и по-

шли дальше.

Наконец-то ты состарился, отец, хромаешь при ходьбе, а на закате дня я видел, как

ты потирал бедро рукой, которая начала чуть-чуть подрагивать

Смотрите, если можете. Вот сидит младенец, розовая кожа которого перемазана кро-

вью. Вот сидит младенец, из глаз которого катятся молчаливые слезы. Вот сидит младенец,

который знает слишком много и слишком мало, и хотя нам следует держать пальцы подаль-

ше от его рта (он кусается, этот младенец, кусается, как детеныш крокодила), мы вправе не-

много пожалеть его. Если ка – поезд (а это так, огромный, летящий со скоростью ветра моно,

может, в здравом уме, может – и нет), тогда этот маленький скверный ликантроп – несчаст

От ликантропии — способности превращаться в волка или какое-то существо, в нашем случае — в паука.