Стивен Кинг: «Извлечение троих»
104
скорую помощь, а старая негритянка кричала из тоннеля, чтобы ей помогли, чтобы бросили, ра-
ди Христа, хоть что-нибудь, чтобы наложить жгут, и наконец какой-то белый пожилой господин
делового вида нехотя уступил свой ремень, а чернокожая старуха взглянула на него и произнесла
слова, которые на другой день появились крупно набранной шапкой на передней полосе нью-
йоркской «Дейли Ньюс», два слова, которые сделали старую негритянку подлинной героиней
Америки: «Спасибо, браток». Потом она перетянула ремнем кульпятку левой ноги пострадав-
шей, на середине между бедром и тем местом, где было колено, пока его не отрезал знаменитый
поезд-А.
Джордж слышал, как кто-то в толпе говорил кому-то, что прежде, чем хлопнуться в обмо-
рок, молодая негритянка успела произнести: «КТО ЭТОТ МУДАК? ДОБЕРУСЬ ДО НЕГО –
ЯЙЦА ВЫРВУ!»
Старухе-негритянке нечем было проделать дополнительную дырку в ремне, так что она
просто держала его, вцепившись, точно угрюмая старуха-смерть, пока не прибыла скорая по-
мощь: Хулио, Джордж и два их напарника.
Желтая линия. Джордж вспомнил, как мама в детстве ему говорила, чтобы он никогда, ни-
когда, никогда не переступал за желтую линию на платформе подземке, когда ждет поезд (хотя
знаменитый, хоть самый обыкновенный), вспомнил запах масла и электричества, который уда-
рил ему в ноздри, когда он спрыгнул в тоннель. Вспомнил, как там было жарко. Как в пекле. Жар
обволакивал все: его, старую негритянку, молодую, поезд, тоннель, невидимое небо над головою
и самый ад под ногами. Вспомнил, как он еще подумал: Если сейчас мне измерить давление,
стрелку, наверное, зашкалит, – а потом вдруг успокоился и закричал, чтобы ему бросили сумку,
а когда один из напарников хотел спрыгнуть к нему с сумкой, он так его выматерил и велел уг-
ребывать, что тот испугался, и вытаращился на него, как будто видел Джорджа Шейверса в пер-
вый раз в жизни, и действиельно отгребнулся.
Джордж перетянул столько вен и артерий, сколько мог при данных обстоятельствах, а ко-
гда сердце пострадавшей бешено заколотилось, вколол ей полную дозу дигиталина. Наконец
прибыла кровь. ее подставили копы. Вам нужно поднять ее, док? – спросил один, но Джордж от-
ветил, что не сейчас, вколол ей в вену иглу и начал закачивать кровь, точно дозу какой-нибудь
страждущей наркоманке.
Потом
он позволил поднять ее.
Потом
ее повезли в больницу.
В машине она очнулась.
Тогда-то
и начались странности.
3
Как только ее занесли в машину, Джордж вколол ей демерола – она начала шевелиться и
слабо вскрикивать, – причем дозу такую, чтобы уж быть уверенным, что она тихо-мирно доедет
до «Сестер милосердия». Он был на девяносто процентов уверен, что она не умрет в дороге, но
хирурги потребуются самые лучшие.
Однако веки женщины стали подергиваться, когда до больницы оставалось еще шесть
кварталов. Она издала хриплый стон.
– Может, опять ее вырубить, док, – предложил один из фельдшеров.
Джордж едва ли осознал, что кто-то из среднего медперсонала впервые снизашел до того,
чтобы назвать его «док», а не Джордж, или, еще того хуже, Джорджи.
– Ты что, рехнулся? Лучше не суйся, когда ни фига не знаешь!
Фельдшер быстренько ретировался.
Джордж повернулся опять к молодой негритянке и вдруг увидел, что она пришла в себя и
тоже смотрит на него вполне осознанным взглядом.
– Что со мной произошло? – спросила она.
Джордж вспомнил, как кто-то из толпы говорил другому о том, что она якобы произносила
прежде, чем потерять сознание (как она доберется до этого мудака и повырвет ему все яйца и
т. д., и т. п.). Тот тип был белым. Теперь Джордж решил, что он все это придумал либо из-за
странности, свойственной человеческой натуре, когда и без того трагическую ситуацию стремят-
ся выставить еще трагичнее, либо просто из-за рассовых предрассудков. Сразу видно, что эта