мог умереть; поэтому никто не решился сказать ему о смерти партнера.
Рихтера надо было как-то обмануть, и Крокодилица влезла в игру; за последнее время она
кое-как научилась играть, но, разумеется, не могла стать серьезным противником для Рихтера, а
тот все еще думал, что играет с Ренье, и не мог надивиться перемене, происшедшей с этим
сильным игроком, который вдруг превратился в форменного идиота.
— Вам надо научиться играть в шахматы, — сказал Рихтер Лилиан. — Хотите я вас научу?
Вы быстро все поймете.
Лилиан покачала головой. В синих глазах Рихтера она увидела страх. Старик боялся, что
Ренье умрет и что он опять останется без партнера.
— Поверьте мне, — сказал Рихтер, — шахматы дают нашим мыслям совсем другое
направление. Они так далеки от всего человеческого… от сомнений и тоски… это настолько
абстрактная игра, что она успокаивает. Шахматы — мир в себе, не знающий ни суеты, ни…
смерти. Они помогают. А ведь большего мы и не хотим, правда? Нам надо одно: продержаться
до следующего утра…
— Да, — сказала Лилиан. — Большего здесь не хотят.
— Ну, как? Начнем с сегодняшнего дня? — спросил Рихтер.
— Нет, — рассеянно ответила Лилиан, — теперь это уже не имеет смысла. Мне здесь
осталось жить недолго.
— Вы уезжаете?
— Да, уезжаю.
Что я говорю, — испуганно подумала она.
— Вы выздоровели?
Хриплый голос старика прозвучал сердито, как будто Лилиан обманула его и решила
дезертировать.
— Я не уезжаю насовсем, — поспешно сказала она. — Я уезжаю лишь на короткое время. Я
вернусь обратно.
— Все возвращаются обратно, — прохрипел Рихтер, успокоившись. — Все.
— Передать ваш ход Ренье?
— Бесполезно. Можно считать, что я уже сделал ему мат. Скажите Ренье, что лучше начать
сначала.
Да, — подумала она, — начать сначала,
После обеда Лилиан уговорила молоденькую сестру показать ей последние рентгеновские
снимки. Не успев как следует закрыть дверь, Лилиан вытащила из конверта темные снимки и
принялась разглядывать их против света. Она не очень-то разбиралась в них, но помнила, как
Далай-Лама несколько раз показывал ей затемнения и темные пятна. В последнее время он
этого больше не делал.
Лилиан смотрела на снимки, на их блестящую серо-черную поверхность; от них зависела ее
жизнь.
Вот ее плечевая кость, вот позвонки, ребра, весь ее скелет, а в промежутках то зловещее и
неясное нечто, что зовется здоровьем или болезнью. Она вспомнила свои прежние снимки,
вспомнила расплывчатые серые пятна на них и попыталась найти их вновь. Она разыскала эти
пятна, и ей показалось, что они увеличились.
Лилиан резко обернулась. Теплый свет мирно струился из-под золотистого абажура. В
комнате было тихо, но Лилиан почудилось, что тишина ждет ответа на вопрос, неведомый ей.
Она повернулась к зеркалу.
— Ну, так что же? — раздался за ее спиной голос молоденькой сестры. Неслышно ступая на
