Гэм остановилась посреди комнаты. Он вернется. Она забыла, что дала ему деньги и что,
пока он не вернется, все так и будет зыбко, неопределенно. Ей смутно чудилось его
присутствие… словно какая-то часть его была здесь, рядом… Она, Гэм, понесет поражение,
потому что столкнулась с феноменом, который ей не по плечу, со стихией, а все стихийное есть
крайний эгоизм, и перед лицом стихии ее охватило чувство бессилия, которое, как она уже
знала, никогда не обманывало, ибо через него говорил главный закон женщины — капитуляция
перед победителем. Превосходящей силе открывают врата без боя… Пока она тебя
превосходит…
Гэм вздрогнула. Все развеялось от этой дрожи, что бы ни было ее причиной — страх ли,
загадочное ли телесное сродство, которое и упиралось, и рвалось наружу… Ее охватила
лихорадка: прочь отсюда, прочь! Она принялась торопливо собирать вещи, не глядя, без разбору
швыряла их в чемоданы, стоявшие рядом, потом вдруг замерла, подняла голову, прислушалась.
Ночь была тихая. Словно отрезанная от прошлого, ни с чем не связанная. Из опиумной
курильни донесся короткий глухой шум. Птица крикнула за окном. Гэм прислонилась лбом к
открытой крышке чемодана и долго сидела так — она устала.
Легкие шаги у двери. Лавалетт. Он вошел и осторожно притворил за собою дверь.
— Сюрприз. Ваши деньги принесли мне удачу, в этом свертке был поворот судьбы. В игре
часто бывает так. У игроков это даже своего рода суеверие. Мне невероятно везло. Редкость —
одиннадцать раз кряду максимальный выигрыш. Одиннадцать раз без потерь. Немыслимая
ажитация. Я отыграл все. И вас тоже. Пожалуйста, возьмите ваши деньги.
Он положил их в открытый чемодан, включил вентилятор.
— Ночь теплая, прямо-таки душная. Но понемногу с гор идет прохлада. Откройте окна и
еще часок не выключайте вентилятор. — Он обошел вокруг чемодана и на секунду остановился
перед нею. — Вижу, я помешал вам… Вы заняты… Желаю вам доброй ночи…
Гэм не ответила. Машинально отложила деньги в сторону. Сидела и смотрела в чемодан.
Лавалетт застал ее за сборами и даже не обратил на это внимания.
Что-то неотвратимое витало над нею, облако, рука, обруч. Что-то надвигалось, бурлило,
стремилось поглотить и не терпело рядом с собою ничего. Она вся была в напряжении и притом
чувствовала собственную слабость, хотела идти напролом и все же ему навстречу, надо
обязательно выиграть время, ей хотелось увильнуть и затаиться, выждать, выбраться из опасной
зоны, которая парализовала и уничтожала, разъедала ее сопротивление и уже торжествовала.
Уложив чемоданы, Гэм заперла их и попросила узнать, когда будет ближайший поезд.
Ночной экспресс отходил через час. Она заказала билет и с облегченным вздохом быстро
спустилась вниз.
В холле царил полумрак. Коридорные в белом сновали туда-сюда. Какой-то человек пил за
столиком виски. Взглянул на нее красными глазами. Когда парк остался позади, Гэм внезапно
подумала: бегство, — но это слово уже никак не подействовало на нее.
От услуг рикши она отказалась, ей нужно было пройтись — слышать шаги, твердые и
ритмичные, чувствовать движение, руки, тело.
Напряжение отпустило, она спокойно размышляла. Но в голове кольцом свернулась темная
полоса — петлей грозило дерево на пути, не желавшее отступить… железно, крепко держало
оно ее.
Поезд въехал в дебаркадер. Перронная суета действовала благотворно. Когда экспресс
тронулся, Гэм опустила окно в купе. Теплая и бесконечная раскинулась вокруг азиатская ночь.
