Часть VII - Тёмная башня

Стивен Кинг: «Темная Башня»

Сюзанна увидела красный свет, сбегающий по гладкой коже младенца от макушки к

пятке с родимым пятном. То было не покраснение кожи: источник света находился снаружи,

Сюзанна могла в этом поклясться. Младенец по-прежнему лежал на плоском животе Миа,

обхватив губами сосок, а за красным светом последовала чернота, которая распространилась

по всему телу, превратив человеческого ребенка в темного гнома, негатив розовенького анге-

лочка, который вышел из чрева Миа. И одновременно его тельце сжималось, ножки подтяги-

вались и уползали в живот, головка, потащив за собой грудь Миа, уходила в шею, которая

раздувалась, как у жабы. Синие глаза вдруг стали черными, потом вновь синими.

Сюзанна попыталась закричать, но не смогла.

По бокам черного существа появились вздутия, потом лопнули, открыв не ноги или

руки, а лапки. Отметина, которая была на пятке, теперь сместилась на живот, превратилась в

пятно, напоминающее алое клеймо на брюшке паука «черная вдова». Да, да, на Миа теперь

лежал паук. Однако младенец исчез не полностью. На спине паука остался белый нарост. И в

этом наросте Сюзанна видела миниатюрное, деформированное личико и синие искорки-глаза.

– Что… – спросила Миа, вновь начала приподниматься на локтях. Кровь полилась у нее

из груди. Младенец пил ее, как молоко, не теряя ни капли. Рядом с Миа, окаменев, застыл

Сейр, с отвалившейся челюстью, выпученными глазами. Чего-то он ожидал от этих родов,

что-то об их возможном исходе ему определенно рассказали, но точно не такое. У Детты

шок, который испытывал Сейр, вызвал злобную радость ребенка: по ее разумению, он выгля-

дел, как комик Джек Бенни, выжимающий из публики смех.

С мгновение только Миа, похоже, понимала, что происходит, ибо лицо ее начало вытя-

гиваться – то ли от ужаса, то ли от боли. Потом улыбка вернулась – ангельская улыбка ма-

донны. Она протянула руку и погладила все еще изменяющегося уродца, присосавшегося к ее

груди, черного паука с крошечной человеческой головкой и красной отметиной на щетини-

стом брюшке.

– Разве он не прекрасен? – воскликнула она. – Разве мой сын не красавчик, ослепитель-

ный, как летнее солнце?

То были ее последние слова.

Ее лицо не затвердело, но застыло. Щеки, лоб, шея, мгновением раньше пылавшие от

напряжения, вызванного родами, поблекли до восковой белизны лепестков орхидеи. Сверка-

ющие глаза уставились в одну точку. И внезапно Сюзанна поняла, что смотрит не на женщи-

ну, лежащую на кровати, а на

рисунок

женщины. Исключительно хороший рисунок, какие

делаются на бумаге штрихами угля и несколькими пастельными тонами.

Сюзанна вспомнила, как она вернулась в отель «Плаза-Парк Хайатт» после первого по-

сещения галереи замка Дискордия и как приходила сюда, в Федик, после первого разговора с

Миа, в тени мерлона. Как небо, замок, камень мерлона разрывало надвое. И тут, словно

причиной послужила ее мысль, лицо Миа разорвало от линии волос до подбородка. Глаза,

уже потускневшие, разнесло в стороны, две губы растянулись и вдруг превратились в четыре,

а из разлома на лице не хлынула кровь, нет, посыпался какой белый порошок с затхлым за-

пахом. Сюзанне вспомнились слова Т. С. Элиота

(

полые люди набитые чучела солома в башках

)

и Льюиса Кэрролла

(

да вы всего лишь колода карт

)

и тут дан-тете Миа поднял отвратительную голову, оторвавшись от своей первой тра-

пезы. Его вымазанный кровью рот раскрылся, и он приподнялся, нижними лапками опираясь

на спадающий живот матери, верхними вроде бы нацелившись на Сюзанну.

Он торжествующе запищал и, если б воспользовался этим моментом, чтобы атаковать

Мерлон — зубец крепостной стены (от фр. merlon — простенок), находящийся между двумя амбразурами.

Прикрывал стреляющего.