114 / 208
Стивен Кинг: «Песнь Сюзанны»
(Федике)
(Дискордии)
(Замке-над-бездной)
Ей просто хотелось зайтись криком, оказавшись посреди этого людского водоворота.
И, в конце концов, почему не поделиться с этой темнокожей женщиной той малостью, кото-
рую она знала? Все равно она, Миа, ничья дочь, мать одного, командовала парадом. Кому
могла помешать толика правды?
«Хорошо, – сказала она. – Я сделаю все, о чем ты просишь, Сюзанна, или Одетта, ли
кто там ты есть. Только помоги мне. Уведи меня отсюда».
Сюзанна Дин выступила вперед.
8
Женский туалет примыкал в бару отеля, стоило лишь пройти мимо пианиста и повер-
нуть за угол. Две желтокожих, черноволосых, узкоглазых женщины стояли у ряда раковин.
Одна мыла руки, вторая поправляла волосы, обе щебетали на своем птичьем языке. Ни одна
не обратила внимания на негритянку, которая проследовала мимо них к кабинкам. А
несколько мгновений спустя они оставили ее в благословенной тишине, нарушаемой только
тихой музыкой, которая доносилась из упрятанных за навесным потолком динамиков.
Миа видела, как работает защелка, и закрыла кабинку. Уже собралась сесть на сидение
унитаза, когда Сюзанна подала голос: «Выверни ее наизнанку».
«Что?»
«Рубашку, женщина. Выверни ее наизнанку, ради своего отца!»
На мгновение Миа застыла, как вкопанная. Никак не могла прийти себя от потрясения,
которое испытала в вестибюле.
Таким рубашкам, связанным из грубой пряжи и напоминающим пуловер, в холодную
погоду отдавали предпочтение как мужчины, так и женщины Кэллы. Одетта Холмс назвала
бы ее водолазкой. Никаких пуговиц, поэтому, да, вывернуть ее и надеть снова не составляло
труда, но…
По голосу Сюзанны чувствовалось, что она теряет терпение: «Ты собираешься стоять
столбом весь день? Выверни ее наизнанку! И на этот раз заправь в джинсы».
«З… зачем?»
«С заправленной рубашкой ты будешь выглядеть по-другому», – без запинки ответила
Сюзанна, не назвав, правда, истинной причины. Ей хотелось взглянуть на себя ниже талии.
Если ее ноги принадлежали Миа, тогда они, скорее всего, были белыми. Она просто предста-
вить себя не могла (от этой мысли даже мутило), что тело ее стало двухцветным.
Миа еще чуть-чуть постояла, потирая подушечками пальцев грубую пряжу рубашки
чуть повыше самого большого кровяного пятна, над левой грудью. Снять рубашку через го-
лову. Вывернуть наизнанку! В вестибюле у нее возникали разные мысли (достать из кармана
черепашку, вырезанную из слоновой кости, загипнотизировать людей в магазине, возможно,
была единственной, которую она могла реализовать на практике), но надеть ту же рубашку,
только изнанкой к верху… нет до этого она не додумалась. Еще одно доказательство того,
что она едва не впала в панику. Но теперь…
Нужна ли ей Сюзанна на то короткое время, которое предстоит провести в этом запру-
женном людьми, сбивающем с толку городе, таком непохожим на тихие комнаты замка или
пустынные улицы Федика? Только для того, чтобы добраться до пересечения Шестьдесят
первой улицы и Лексингуорт?
«Лексингтон, – поправила женщина, соседка по телу. – Лексингтон-авеню. Ты никак не
может этого запомнить, так?»
Да. Да, она не могла запомнить. И, собственно, почему она не могла запомнить такую
ерунду? Возможно, она не бывала в больше-чем-доме, не бывала ни в больше-чем-доме, ни в
никаком доме, но ведь она далеко не дура. Тогда почему…
«Что такое? – спросила Миа. – Чему ты улыбаешься?»
«Ничему», – ответила другая женщина… но продолжала улыбаться. Просто лыбилась.
Миа чувствовала, что лыбилась, и ей это определенно не нравилось. Наверху, в номере 1919,
114