— Через несколько дней.
— В Риме у тебя любовница?
Клерфэ помедлил секунду.
— Да, — сказал он.
— Я так и думала, — спокойно ответила Лилиан.
— Почему?
— Странно, если бы ты жил один. Ведь и я была не одна, когда ты приехал.
— А теперь ты одна?
— Да, — сказала Лилиан, просияв.
Клерфэ удивленно посмотрел на нее.
Клерфэ провел в Риме почти две недели. Он ходил в конторы, кафе и мастерские. Бывали
дни, когда он вовсе не вспоминал о Лилиан. Зато иногда он думал о ней с неведомой доселе
нежностью. Она трогала его; это чувство не вызывала в нем ни одна женщина. Лилиан
напоминала ему ребенка, который отстал от своих сверстников и теперь хочет наверстать все,
что он упустил. Однако, прожив неделю в Риме с Лидией Морелли, он понял, что Лилиан ему не
пара. Ей нужен человек, который может отдавать ей много времени, как Волков, тот, по-
видимому, жил только для нее. Клерфэ привык к другим отношениям. Он ничему не хотел
отдаваться целиком. Ему нужна была такая женщина, как Лидия Морелли. По сравнению с ней
Лилиан казалась провинциальной, слишком молодой и слишком требовательной. Решив это, он
почувствовал облегчение и пробыл в Риме еще несколько дней, хотя контракт был уже
подписан.
Лидия Морелли по его настоянию поехала в Париж вместе с ним.
Лилиан отправилась к Баленсиага. У нее было не много платьев, к тому же они были сшиты
в годы войны и уже вышли из моды. Некоторые платья достались ей от матери, а потом их
перешила недорогая портниха; некоторые были сделаны из тех дешевых тканей, которые
продавались во время войны. Из всех ее туалетов только два костюмчика, синий и светло-серый,
были еще достаточно модными. Правда, и их она носила уже несколько лет, но фасоны не
успели устареть.
Началась демонстрация моделей. Сидя в зале, Лилиан наблюдала за другими женщинами.
Многие из них были стары и слишком сильно накрашены; некоторые тараторили без умолку, как
злые попугаи; были, правда, и красивые женщины, уверенные в своей красоте. Среди публики
попадались американки, такие чванливые, что это нагоняло скуку; в толпе виднелись и
мужчины.
Лилиан выбрала четыре костюма. Когда она примеряла их, продавщица была к ней
особенно внимательна.
— Вы удачно выбрали, — сказала она. — Кажется, будто эти вещи шились специально для
вас. Это бывает редко. Большинство женщин покупают наряды, которые им нравятся; вы же
покупаете то, что вам идет. В этом широком труакаре вы выглядите чудесно.
Лилиан посмотрела на себя в зеркало. Лицо ее казалось в Париже более загорелым, чем в
горах; плечи тоже загорели. Новые платья подчеркивали линии ее фигуры и своеобразие лица.
Она стала вдруг очень красивой, более того, ее прозрачные глаза, которые никого не узнавали и
смотрели как бы сквозь окружающие предметы, придавали ей особое грустное очарование и
какую-то отрешенность от всего, трогающую сердце. Она слышала разговоры женщин в
соседних кабинках, видела, как, выходя, они рассматривали ее, эти неутомимые воительницы за
права своего пола, но Лилиан знала, что у нее с ними мало общего. Платья не были для нее
оружием в борьбе за мужчину. Ее целью была жизнь и она сама.
