чувств и формой их выражения он склонен был воспринять как своего рода истерию, — в
действительности все оказалось не так; Лилиан была словно форель, брошенная в слишком
тесный для нее аквариум, форель, которая беспрерывно натыкается на стенки и баламутит на
дне тину. Теперь форель была не в аквариуме, она попала в свою стихию и уже ни на что не
натыкалась; она забавлялась своими быстрыми движениями и любовалась гладкой, сверкавшей
всеми цветами радуги чешуей, словно пронизанной маленькими шаровыми молниями.
— Дядя Гастон хочет устроить в мою честь небольшой прием, — сказала Лилиан.
— Вот как?
— Да, он хочет выдать меня замуж.
— Все еще?
— Больше, чем когда-либо. Он опасается, что не только я, но и он разорится, если я не
перестану покупать платья.
* * *
Они вновь сидели в ресторане ран Вефур. Официант опять подал им эклеры с жареным
миндалем, которые они, как и в тот раз, запивали молодым монтраше.
— Ты что-то стал очень молчалив после Рима, — сказала Лилиан.
Клерфэ посмотрел на нее.
— Неужели?
Лилиан улыбнулась.
— Может быть, виновата женщина, которая только что вошла сюда?
— Какая женщина?
— Хочешь, чтобы я ее тебе показала?
Клерфэ не заметил, как вошла Лидия Морелли. Почему ее, черт возьми, принесло именно
сюда? Она была с Джонсоном, с одним из воротил авиационной промышленности, крупным
богачом; Лидия Морелли поистине не теряла времени зря, ведь он только этим утром сказал, что
не сможет встретиться с ней вечером. Клерфэ понял также, почему она пришла именно сюда:
несколько лет назад он иногда водил ее в ран Вефур. Впредь надо быть осторожнее со своими
любимыми ресторанами!
— Ты с ней знаком?
— Как и со многими другими, не больше и не меньше.
Он видел, что Лидия наблюдает за Лилиан, и не сомневался, что она уже успела с
точностью до ста франков оценить все, что было надето на Лилиан, узнать, где это куплено и за
какую цену. Он был убежден, что она знает, сколько стоят туфли Лилиан, хоть и не может их
разглядеть. В этом отношении Лидия была прямо ясновидящей. Конечно, если бы он подумал
заранее, этой ситуации можно было бы избежать, но раз уж так получилось, Клерфэ решил ее
использовать. Ведь самые простые чувства — это и есть самые сильные чувства. И одно из них
— ревность. Лилиан начнет ревновать его — тем лучше. Он и так уже упрекал себя в том, что
отсутствовал слишком долго.
— Она великолепно одета, — сказала Лилиан.
Он кивнул.
— Она этим славится.
Теперь он ждал когда Лилиан скажет что-нибудь о возрасте Лидии. Лидии было сорок,
днем ей можно было дать тридцать, а вечером, при надлежащем освещении, — двадцать пять. В
тех ресторанах, куда ходила Лидия, освещение всегда было надлежащим.
