— Одна?
— Одна.
— Больше ты не будешь одна.
— Я и не была одна.
— Знаю, — сказал Клерфэ. — Я говорю, что люблю тебя, так, словно ты должна быть мне
благодарна. Но я этого не думаю. Просто я болтаю глупости, потому что мне непривычно…
— Нет, ты не говоришь глупости…
— Каждый мужчина, если он не лжет женщине, говорит глупости.
— Иди, — сказала Лилиан, — откупорь бутылку дом Периньон. От хлеба и колбасы ты
становишься слишком неуверенным в себе и глубокомысленным. Что ты нюхаешь? Чем я пахну?
— Чесноком, луной и ложью, которую я никак не могу распознать.
— Ну и слава богу. Давай опять вернемся на землю. Ведь так легко оторваться от нее.
* * *
Где-то пела канарейка. Клерфэ услышал ее во сне. Проснувшись, он огляделся вокруг.
Секунду он не мог понять, где находится. Солнечные блики от белых облаков и реки плясали на
потолке; комната казалась перевернутой: низ ее был верхом, а верх — низом. Потолок
обрамляла светлозеленая сатиновая оборка.
Дверь в ванную стояла открытой, а там было настежь распахнуто окно, так что Клерфэ мог
видеть другое окно, в доме напротив, в котором висела клетка с канарейкой. В глубине за
столом сидела женщина, с мощным бюстом и желтыми крашеными волосами; насколько Клерфэ
мог разглядеть, перед ней стоял не завтрак, а обед и полбутылки бордо.
Клерфэ пошарил рукой и достал часы. Он не ошибся. Было уже двенадцать. Давно он не
просыпался так поздно; внезапно Клерфэ почувствовал сильный голод. Он осторожно
приоткрыл дверь. На пороге лежал сверток, в нем оказалось все, что он заказал накануне
вечером. Портье сдержал обещание. Клерфэ вынул умывальные принадлежности, наполнил
ванну водой, вымылся и оделся. Он покинул Лилиан поздно ночью. Она заснула рядом с ним, и
он решил, что будет лучше, если он уйдет к себе в номер. Канарейка все еще пела. Толстая
блондинка пила теперь кофе с яблочным пирогом. Клерфэ подошел к другому окну, которое
выходило на набережную. На улице жизнь била ключом. Лотки букинистов стояли открытыми, а
по реке, сверкая на солнце, плыл буксирный пароходик, на корме которого громко лаял шпиц.
Клерфэ наклонился и увидел в соседнем окне Лилиан. Не замечая, что Клерфэ наблюдает за ней,
она высунулась из окна и очень бережно и внимательно спускала вниз на бечевке плоскую
корзинку. Как раз под ними, у двери кафе, расположился продавец устриц, рядом с ним стояли
ящики. Эта процедура была ему, видимо, знакома. Когда корзинка спустилась, продавец
выложил ее мокрыми водорослями и посмотрел наверх.
— Вам каких устриц, морен или белон? Белон сегодня лучше.
— Шесть штук белон, — ответила Лилиан.
— Двенадцать, — сказал Клерфэ.
Лилиан повернула голову и рассмеялась.
— А ты не хочешь позавтракать?
— Я хочу устриц. И бутылку легкого пуйи вместо апельсинового сока.
— Двенадцать? — спросил продавец.
— Восемнадцать, — ответила Лилиан, а потом, обращаясь к Клерфэ, добавила: — Иди
сюда. И принеси вино.
