больше расспрашивать. Этого достаточно, чтобы возбудить воображение. Вы нашли ее в серых
сумерках безнадежности, из которых удалось вырваться только одному смертному — Орфею.
Возможно. Но, как это ни парадоксально, за то, что Орфей хотел спасти из ада женщину, ему
пришлось заплатить дорогой ценой — еще более страшным одиночеством. А вы готовы платить
за это, Клерфэ?
Клерфэ улыбнулся:
— Я суеверен. И не отвечаю на такие вопросы, да еще перед самыми гонками.
Сегодня ночь Оберона, — думала Лилиан, танцуя то с Фиолой, то с Торриани. — Все здесь
заколдовано: этот яркий свет, эти синие тени и сама жизнь, которая кажется и реальной и
призрачной одновременно. Шагов совсем не слышно, все бесшумно скользят под музыку. Как
страстно я мечтала о таком празднике, сидя в занесенном снегом санатории с температурным
листком над кроватью и слушая музыку из Неаполя или Парижа. В такую ночь у моря, когда
светит луна и каждое дуновение ветерка приносит аромат мимоз и цветущих апельсиновых
деревьев, в такую ночь словно бы и нельзя умереть. Люди сходятся и, секунду побыв вместе,
теряются в толпе, чтобы снова оказаться в чьих-то объятиях. Перед тобою все новые и новые
лица, но руки остаются те же.
Правда ли это? — думала Лилиан. — Там сидит мой возлюбленный вместе с
меланхоличным человеком, который на краткий миг стал владельцем этого сказочного сада; я
знаю, они говорят обо мне. Наверное, говорит меланхоличный Левалли; он хочет узнать то же, о
чем спрашивал меня, — о моей тайне. Кажется, есть такая старая сказка, как карлик украдкой
смеялся над всеми, потому что никто не мог раскрыть его секрета. Никто не мог угадать его имя.
Лилиан улыбнулась.
— О чем вы подумали? — спросил Фиола.
— Я вспомнила сказку о человеке, весь секрет которого заключался в том, что никто не
знал его имени.
Фиола улыбнулся. На его загорелом лице зубы казались вдвое белее, чем у других людей.
— Может, это и есть ваш секрет? — спросил он.
Лилиан покачала головой.
— Какое значение имеет имя?
— Для некоторых людей имя — все.
Проносясь в танце мимо Клерфэ, Лилиан заметила, что он задумчиво смотрит на нее.
Он привязал меня к себе тем, — подумала она, — что, будучи со мной, ни о чем не
спрашивает.
— Вы так улыбаетесь, словно очень счастливы, — сказал Фиола. — Может быть, ваш секрет
в этом?
Какой глупый вопрос, — подумала Лилиан. — Неужели ему еще не внушили, что никогда
нельзя спрашивать женщину, счастлива ли она?
— В чем же ваш секрет? — спросил Фиола. — В большом будущем?
Лилиан опять покачала головой.
— У меня нет будущего. Никакого. Вы себе не представляете, как это многое облегчает.
* * *
— Посмотрите только на Фиолу, — сказала старая графиня Вителлеши, — можно
подумать, что кроме этой незнакомки здесь нет ни одной молоденькой женщины,
