— Ясно! — закричал тренер. — Давай, Торриани!
Торриани вскочил в машину.
— Готово! — крикнул старший механик. Машина рванулась вперед.
— Что у вас с рукой? — спросил тренер. — Сломали?
— Нет. Вывихнул. Вывих в плече. Черт его знает, как это случилось.
Прибыл врач. Клерфэ вдруг почувствовал сумасшедшую боль. Он присел на какой-то ящик.
— Все? — спросил он. — Надеюсь, Торриани продержится до конца.
— Вам больше ехать нельзя, — сказал врач.
— Забинтуйте его, — сказал тренер. — Возьмите широкий бинт и завяжите плечо. На
всякий случай надо его склеить.
Врач покачал головой.
— Бинт не очень-то поможет. Он это сразу почувствует, как только опять сядет за руль.
Тренер засмеялся.
— В прошлом году он сжег себе обе ступни. И все-таки не сошел с дистанции. Не обжег,
говорю я вам, а сжег.
Клерфэ продолжал сидеть на ящике. Он чувствовал себя слабым и опустошенным. Врач туго
забинтовал ему плечо эластичной повязкой. Мне надо было ехать осторожнее, — думал
Клерфэ. — Превысить скорость, данную людям, еще не значит стать богом. Говорят, что только
человеческий мозг способен изобрести средства, с помощью которых человек превосходит свою
собственную скорость. Это неправда. Разве вошь, забравшись в оперение орла, не превосходит
сама себя в скорости?
— Как это с вами случилось? — спросил тренер.
— Все из-за проклятой покрышки! Машину вынесло на повороте, и она увлекла за собой
небольшое деревце. Я ударился о руль. Чертова неудача.
— Это еще ничего. Хорошо, что тормоза, мотор и управление не полетели к дьяволу.
Старуха цела. Мало ли кто еще выйдет из игры! Ведь гонки не кончились.
Клерфэ сидел неподвижно, вперив взгляд в металлические части, которые механики сняли с
машины. Я уже слишком стар, — думал он, — мне здесь не место. Но что я вообще умею делать,
кроме этого?
— Вон он! — заорал тренер, приставив к глазам бинокль. — Гром и молния! Вон он едет,
этот чертов сын! Но ему уже не нагнать. Мы слишком отстали.
— Кто из наших еще не сошел?
— Вебер. Он на пятом месте.
Торриани промчался мимо. Махнув рукой, он исчез. Тренер вдруг пустился в пляс.
— Дюваль выбыл! А Торриани нагнал четыре минуты! Четыре минуты! Пресвятая мадонна,
храни его!
Казалось, он начнет сейчас молиться. Торриани нагонял с каждым кругом.
— Подумать только, на этой разболтанной колымаге! — орал тренер. — Я готов его
расцеловать. Золотце мое! Он едет в среднем со скоростью почти девяносто километров! Рекорд
для такой дороги!
С каждым кругом Торриани наверстывал упущенное. И хотя Клерфэ не хотел завидовать его
удаче, он почувствовал горечь. Шестнадцать лет разницы давали себя знать. Правда, так бывало
не всегда. Караччола даже со сломанным бедром, испытывая нечеловеческую боль, обогнал
значительно более молодых гонщиков-рекордсменов; Нуволари и Ланг показали после войны
класс, как будто они помолодели лет на десять; но в свое время каждый гонщик должен уступить
место другим, и Клерфэ знал, что ему уже осталось недолго. В этом и заключалась трагедия
спортсмена: если ты вовремя не умрешь, тебе суждено тянуть обычную лямку.
