перед ним с молниеносной быстротой; на фоне сверкающего неба люди стали в три раза больше
и все продолжали расти, пока не превратились в гигантов. Миновать их было невозможно. С
неба на Клерфэ ринулась черная тьма. Он вцепился зубами во что-то, ему казалось, что у него
отрывают руку, но он крепко держал руль; на плечо капала раскаленная лава, в надвигающейся
тьме он упорно смотрел на синее пятно, яркое и ослепительное; он не выпускал его из виду,
чувствуя, как машина пляшет под ним, а потом вдруг увидел свободное пространство,
единственный промежуток, где не копошились эти гигантские двуногие мухи, и тогда он еще раз
резко повернул руль, нажал на акселератор и — о чудо! — машина послушалась, она промчалась
мимо людей вверх по склону и застряла в кустах и камнях; разорванная покрышка заднего
колеса щелкнула, как бич, и машина стала.
Клерфэ увидел, что к нему бегут люди. Сперва они разлетелись во все стороны, как
разлетаются брызги, когда в воду кидают камень. Теперь они с криком возвращались обратно.
Клерфэ видел их искаженные лица, их протянутые вперед руки, их рты — разверстые черные
провалы. Он не знал, чего они хотят — убить его или поздравить, ему это было безразлично.
Только одно не было ему безразлично: они не должны прикасаться к машине, не должны
помогать ему, не то его снимут с дистанции.
— Прочь! Прочь! Не дотрагивайтесь! — закричал он, вставая. И тут опять почувствовал
боль. Что-то теплое медленно капало на его синий комбинезон. Клерфэ увидел кровь. Он хотел
пригрозить толпе, отогнать ее от машины, но смог поднять только одну руку.
— Не дотрагивайтесь! Не помогайте! — Клерфэ, шатаясь, вышел из машины и встал перед
радиатором. — Не помогайте! Это запрещено.
Люди остановились. Они увидели, что он мог сам передвигаться. Его рана была не опасной,
кровь шла из разбитого лица. Он обежал вокруг машины; покрышка была разорвана, в
нескольких местах отскочил протектор. Клерфэ чертыхнулся. Во второй раз то же несчастье. Он
поспешно разрезал протектор, оторвал его и ощупал покрышку. В ней еще был воздух, правда,
маловато, но ему все же казалось, что покрышка сможет принять на себя толчки дороги, если он
не станет слишком быстро брать повороты. Кости плеча у него были целы — он просто
вывихнул себе руку. Ему надо попытаться ехать дальше, держась за руль одной правой рукой. Он
должен добраться до заправочного пункта, там Торриани, который сменит его, там механики,
там врач.
— Прочь с дороги! — крикнул он. — Машины идут!
Ему не пришлось повторять это дважды. Откуда-то из-за гор донесся монотонный рев
машины, рев нарастал с каждой секундой и наконец заполнил собой весь мир; люди начали
карабкаться вверх по склону, раздался скрежет шин, и машина промчалась мимо Клерфэ со
скоростью артиллерийского снаряда, подобно дымовой шашке, летящей над самой землей, —
промчалась и скрылась за поворотом.
Клерфэ уже сидел за рулем. Рев чужой машины подействовал на него лучше, чем любой
укол, который ему сделал бы врач.
— С дороги! — крикнул он. — Я еду!
Машина дернулась назад. Клерфэ рванул руль, направляя машину на шоссе, мотор взревел.
Клерфэ выжал сцепление, включил первую скорость, вновь схватил руль и выехал на дорогу;
теперь он ехал медленно, крепко держа руль и думая лишь об одном: надо дотянуть до
заправочного пункта. Скоро начнется прямой отрезок дороги, поворотов осталось не так уж
много, а на прямой он сможет вести машину.
Позади раздался рев — его нагнала еще одна машина. Сжав зубы, Клерфэ загораживал ей
дорогу до тех пор, пока мог. Он знал, что мешает другому, знал, что это запрещено, что это
непорядочно, но он ничего не мог с собой поделать, он ехал посередине дороги, пока другая
