— У Валенте заклинило поршни! Монти отстал. Теперь мы держим третье и четвертое
места! — кричал тренер. — Если с Торриани что-нибудь случится, вы сможете его сменить?
Клерфэ подметил сомнение во взгляде, который бросил на него тренер. Пока они еще
спрашивают меня, — подумал он. — Но скоро уже перестанут.
— Пусть едет Торриани, пока может, — сказал он.
Тренер кивнул.
— Брать повороты с больным плечом — это самоубийство, — сказал он.
— Мне пришлось бы снизить скорость.
— Святая мадонна! — молился тренер. — Сделай так, чтобы у Торелли заело тормоза.
Храни Вебера и Торриани! Пусть у Бордони продырявится бак!
Каждый раз во время гонок тренер вдруг становился удивительно набожным, правда, на
свой лад; но стоило гонкам кончиться, как он опять начинал богохульствовать.
Перед последним кругом машина Торриани вдруг встала. Торриани всем туловищем лежал
на руле.
— Что случилось? — заорал тренер. — Вы что, не можете больше ехать? Что случилось?
Вытаскивайте его! Клерфэ! Пресвятая мадонна, матерь всех скорбящих, у него тепловой удар! И
когда? Весной! А вы можете ехать? Машина…
Механики уже готовили машину к последнему кругу.
— Клерфэ! — умолял тренер. — Вам надо довести машину до финиша! Впереди Вебер. Он
обогнал вас на две минуты. Мы можем потерять еще пять минут, это не играет роли. Все равно
вы будете третьим! Скорее! Садитесь!
Клерфэ уже сидел в машине. Торриани было совсем плохо.
— Только бы машина дошла до финиша! — молился тренер. — Третье место — больше нам
ничего не надо! И пусть у Бордони спустит камера, совсем немножко!
Еще один круг, — думал Клерфэ. — Скоро все кончится. Боль в плече можно вынести. Куда
страшнее висеть на кресте в концентрационном лагере. Когда-то я видел мальчика, которому
эсэсовцы высверлили здоровые зубы до самых корней: они хотели, чтобы мальчик выдал своих
друзей. Но он их не выдал. Впереди Вебер. Не все ли равно, с какой скоростью я буду ехать. Нет,
не все равно. Что-то крутится перед глазами. Проклятый акселератор, я должен на него нажать!
* * *
Раздался дребезжащий голос диктора, искаженный микрофоном:
— Клерфэ опять участвует в гонках. Торриани выбыл.
Машина Клерфэ промчалась мимо трибун. Лилиан увидела забинтованное плечо. Какой
дурак! — подумала она. — Ребенок, которому никогда не стать взрослым. Безрассудство еще не
есть храбрость. Он опять разобьется! Разве здоровые люди знают, что такое смерть? Это знают
только те, кто живет в легочном санатории, только те, кто борется за каждый вздох как за
величайшую награду.
Кто-то сунул ей в руки свою визитную карточку. Она бросила ее и встала. Ей захотелось
уйти. На нее были устремлены сотни глаз. Лилиан казалось, что вслед за ней движутся сотни
пустых стекляшек, в которых отражается солнце. Движутся, не отпуская ее от себя. Какие
пустые глаза, — подумала Лилиан. — Все эти глаза смотрят и не видят ничего. Всегда ли так
было? Она опять вспомнила занесенный снегом санаторий. Там все иначе: в глазах людей там
светилось понимание. Неужели, чтобы что-то понять, человеку надо пережить катастрофу, боль,
нищету, близость смерти?
