Клерфэ продолжал искать Лилиан; он не предполагал, что она опять поселилась в отеле
Биссон. Еще несколько дней Лилиан жила совсем одна. Она знала, что ей надо беречься, и не
хотела терять времени зря. Клерфэ не должен был видеть ее, пока она не почувствует себя так,
как должна чувствовать, чтобы казаться здоровой. Она много спала и никуда не выходила. Из ее
окон открывался великолепный вид — лучшего она не могла пожелать себе; она видела
набережную. Сену, Консьержери, буксиры, тащившие баржи, и поток автомобилей, Собор
Парижской богоматери, острый, как игла, шпиль часовни Сен-Шапель, бульвар Сен-Мишель,
светлую зелень деревьев и теплые весенние ночи. Клерфэ стерег ее чемоданы в отеле Риц, а она
тем временем вполне обходилась двумя небольшими саквояжами, которые брала с собой в
Сицилию.
У Лилиан было такое чувство, словно после сильной бури она вернулась в старую гавань,
только гавань за это время стала иной. Произошла смена декораций, вернее, декорации остались
теми же, но изменилось освещение. Свет был теперь ясный, определенный и безжалостный.
Буря миновала. Розовый туман заблуждений тоже рассеялся. Теперь она знала, что для нее нет
спасения. Шум постепенно стихал. Скоро она будет слышать только биение своего сердца.
Первый, кому Лилиан нанесла визит после болезни, был дядя Гастон. Увидев ее, он сперва
оторопел, а потом выразил на своем лице что-то вроде опасливой радости.
— Где ты теперь живешь? — спросил он.
— В отеле Биссон. Там недорого, дядя Гастон.
— Ты думаешь, что за ночь деньги сами по себе вырастают? Продолжай в том же духе, и у
тебя скоро ничего не останется. Знаешь, насколько тебе хватит твоих денег, если ты не
перестанешь бросать их на ветер?
— Не знаю. И знать не хочу.
Надо поторопиться умереть, — подумала она с легкой иронией.
— Ты всегда жила не по средствам. Раньше люди вообще жили только на проценты со
своего капитала.
Лилиан засмеялась.
— Говорят, что в городе Базеле, на швейцарской границе, считается мотовством, если
человек не живет на проценты с процентов.
— Да, в Швейцарии, — повторил Гастон с таким видом, будто речь шла о Венере
Калипиге. — Какая у них валюта! Счастливый народ!
Он посмотрел на Лилиан.
— Я готов уступить тебе комнату у себя в квартире. Ты сэкономишь таким образом на
отеле.
Лилиан огляделась вокруг. Он опять вовлечет ее в свои мелкие интриги, опять займется
сватовством, — подумала она. Опять будет следить за ней. Дядя Гастон боится, что ему когда-
нибудь придется потратить на нее собственные денежки. Но мысль сказать Гастону правду
никогда не приходила ей в голову.
— Не беспокойся, дядя Гастон, я не буду тебе ничего стоить, — сказала она. — Ни при
каких обстоятельствах.
— О тебе часто спрашивал молодой Буало.
— Кто это?
— Сын тех Буало — знаешь, часовая фирма. Очень почтенная семья. Мать…
— Это тот, у которого заячья губа?
— Заячья губа! До чего ты вульгарно выражаешься! Это ведь мелочь. Такие вещи часто
бывают в старинных семьях! К тому же ему сделали операцию. Теперь она почти незаметна.
Мужчина вовсе не должен быть писаным красавцем.
