такое чувство, будто я камнем падаю в пропасть. Вино еще осталось?
Клерфэ принес ей рюмку. Лилиан обвила его шею рукой.
— Как ни странно, — сказала она, — но, пока ты помнишь о беспрестанном падении, еще
ничего не потеряно. Видимо, жизнь любит парадоксы; когда тебе кажется, будто все в
абсолютном порядке, ты часто выглядишь смешным и стоишь на краю пропасти, зато когда ты
знаешь, что все пропало, — жизнь буквально задаривает тебя. Ты можешь даже не пошевелить
пальцем, удача сама бежит за тобой, как пудель.
Клерфэ сел рядом с ней на пол.
— Откуда ты все это знаешь?
— Просто я болтаю всякие пустяки. К тому же это только полуправда, как, впрочем, все на
свете.
— И любовь тоже?
— Что общего между любовью и правдой?
— Разве любовь не является противоположностью правды?
— Нет, — сказала Лилиан, вставая. — Противоположность любви — смерть. Горькие чары
любви помогают нам на короткое время забыть о ней. Поэтому каждый, кто хоть немного
знаком со смертью, знаком и с любовью. — Лилиан надела платье. — Но и это тоже
полуправда. Разве можно быть знакомым со смертью?
— Конечно, нет. Мы знаем только, что она противоположна жизни, а не любви, вот и все,
но и это сомнительно.
Лилиан засмеялась. Клерфэ снова стал прежним.
— Знаешь, что бы мне хотелось? — спросила она. — Жить одновременно десятью
жизнями.
Клерфэ погладил узкие плечики ее платья.
— Зачем? Все равно это будет только одной жизнью, Лилиан, твоей собственной. Когда
шахматист играет против десяти партнеров сразу, он ведь тоже, по сути дела, разыгрывает лишь
одну партию — свою собственную.
Они стояли у окна. Над Консьержери висел бледный закат.
— Мне бы хотелось перепутать все на свете, — сказала Лилиан. — Пусть бы я прожила
сегодня день или час из пятидесятого года моей жизни, а потом из тридцатого, а потом из
восьмидесятого. И все за один присест, в каком порядке мне заблагорассудится; не хочу жить
год за годом, прикованная к цепи времени.
— По мне, ты и так достаточно быстро меняешься… Где будем ужинать? Возьмем такси.
Слишком ветрено, чтобы ехать на Джузеппе. Я беспокоюсь за твою прическу, — добавил
Клерфэ, заметив ее удивленный взгляд.
Лилиан закрыла за собой дверь. Он не понимает меня, — подумала она. — Он не знает, что
я любым колдовством хотела бы вырвать у смерти те несколько дней, которые в
действительности мне уже не суждено прожить. Зато я никогда не стану ворчливой
восьмидесятилетней старухой и меня не постигнет участь стареющей женщины, которую не
хочет больше видеть ее любовник и от которой он в испуге отшатывается, встретив ее через
много лет. В памяти моих возлюбленных я останусь вечно молодой; я буду сильнее всех
остальных женщин, которые проживут дольше и станут старше меня.
— Над кем ты смеешься? — спросил Клерфэ, спускаясь по лестнице. — Надо мной?
— Над собой, — сказала Лилиан. — Только ни о чем меня не спрашивай, — придет время,
ты сам все узнаешь!
