— Ничего удивительного, — ответила старая Тереза Маркетти.
— Если бы он столько же танцевал с какой-нибудь из наших барышень, его бы уже считали
наполовину помолвленным и братья этой барышни сочли бы себя оскорбленными, если бы он на
ней не женился.
Вителлеши пристально посмотрела в лорнет на Лилиан.
— Откуда она появилась?
— Она не итальянка.
— Вижу. Наверное, какая-нибудь полукровка.
— Как и я, — язвительно заметила Тереза Маркетти. — Во мне течет американская,
индейская и испанская кровь. Тем не менее я оказалась достаточно хороша, чтобы выручать Уго
Маркетти с помощью долларов своего папаши, чтобы разгонять крыс в его полуразвалившихся
палаццо, строить там ванные и давать Уго возможность достойно содержать своих метресс.
Графиня Вителлеши сделала вид, будто ничего не слышит.
— Вам легко говорить, у вас один сын и деньги на текущем счету, а у меня четверо дочерей
и полно долгов. Фиоле пора жениться. До чего мы докатимся, если богатые холостяки — у нас
их и так немного — будут брать себе в жены английских манекенщиц. Теперь это стало модным.
Страну форменным образом грабят.
— Следовало бы издать закон, запрещающий это, — продолжала Тереза Маркетти
иронически. — Хорошо бы запретить также их младшим братьям, у которых нет средств,
жениться на богатых американках: ведь те не знают, что после бурной любви до брака их
ожидает одиночное заточение в гареме своего мужа.
Графиня опять сделала вид, будто не слышит. Она давала инструкции своим двум дочерям.
Фиола отошел от Лилиан и остановился у одного из столиков, выставленных в сад. Торриани
подвел Лилиан к Клерфэ.
— Почему ты не танцуешь со мной? — спросила она Клерфэ.
— Я с тобой танцую, — ответил он, — не вставая с места.
Торриани рассмеялся.
— Из-за ноги! Ему не надо было участвовать в гонках в Монте-Карло.
— Ему нельзя танцевать?
— Да нет, можно, только он слишком тщеславен.
— Это правда, — сказал Клерфэ.
— А участвовать в гонках послезавтра он может?
— Это совсем другое дело. Караччола поехал со сломанным бедром и оказался
победителем.
— Ты должен беречься перед гонками? — спросила Лилиан Клерфэ.
— Ну, конечно, нет. Просто мне трудно танцевать.
Лилиан вернулась вместе с Торриани на танцевальную площадку. Левалли опять подсел к
Клерфэ.
— Она подобна пламени, — сказал он. — Или кинжалу. Эти светящиеся стеклянные плиты
— совершеннейшая безвкусица, вы не находите? — с горячностью добавил он через секунду. —
Луна светит достаточно ярко. Луиджи! — крикнул он. — Потуши свет под танцевальной
площадкой и принеси бутылку старого граппа. Из-за этой женщины я становлюсь печальным, —
сказал он вдруг, обращаясь к Клерфэ; в темноте лицо Левалли казалось безутешным.
— Женская красота наводит на меня грусть. Почему?
— Потому что знаешь, как быстро она проходит, и хочешь ее удержать.
— Так просто?
— Не знаю. По-моему, этого достаточно.
