— Конечно, есть.
— Вот и хорошо. Дядя Гастон упадет в обморок, когда услышит, где я живу.
* * *
Вещи Лилиан не были уложены. Клерфэ одолжил у портье огромный сундук (его оставил в
отеле какой-то удравший немецкий майор) и уложил туда новые платья Лилиан. Лилиан в это
время сидела на кровати и смеялась.
— Мне грустно уезжать отсюда, — сказала она. — Я ведь все здесь очень полюбила. Но я
люблю, ни о чем не жалея. Ты понимаешь?
Клерфэ поднял голову.
— Боюсь, что да. Тебе ни с чем не жаль расставаться.
Лилиан опять рассмеялась. Она сидела на кровати, вытянув ноги. В руке она держала
рюмку вина.
— Теперь все уже не важно. Раз я ушла из санатория, значит, я могу уйти отовсюду.
Так она уйдет и от меня, — подумал Клерфэ, — с той же легкостью, с какой люди меняют
гостиницы.
— Смотри, вот шпага немецкого майора, — сказал он. — В панике он, видимо, совсем
забыл о ней. Для немецкого офицера это весьма предосудительный поступок. Я оставлю шпагу в
сундуке. А знаешь, ты ведь пьяна, но тебе это очень идет. К счастью, я уже два дня назад заказал
для тебя номер в Рице. А то нам было бы довольно трудно пройти мимо портье.
Лилиан схватила шпагу и, не вставая с места, салютовала ею.
— Ты мне очень нравишься. Почему я никогда не зову тебя по имени?
— Меня никто не зовет по имени.
— Тогда я тем более должна звать.
— Готово, — сказал Клерфэ. — Ты хочешь взять с собой шпагу?
— Оставь ее здесь.
Сунув в карман ключ, Клерфэ подал Лилиан пальто.
— Я не очень похудела? — спросила она.
— Нет, по-моему ты прибавила кило два.
— Теперь это самое главное, — пробормотала она.
Чемоданы уложили в такси, которое поехало за ними.
— Моя комната в Рице выходит на Вандомскую площадь? — спросила Лилиан.
— Да. Она выходит на немецкую сторону. Во время воины там жили немцы. А в номерах,
выходящих на улицу Камбон, жили люди, которые не принадлежали к высшей расе. Вот какие
тонкости тогда соблюдались.
— А где жил ты?
— Одно время я сидел в лагере для военнопленных. А мой брат жил тогда в номерах,
выходящих на Вандомскую площадь. Мы эльзасцы. Отец брата был немец, а мой — француз.
— И твой брат не мог освободить тебя?
Клерфэ рассмеялся.
— Он бы с удовольствием отправил меня куда-нибудь подальше. Хоть к черту на рога.
Посмотри на небо. Уже светает. Слышишь, как поют птицы? В городах их можно услышать
только в такое время. Лишь просидев всю ночь в ресторане и возвращаясь на рассвете домой,
любители природы могут насладиться пением дроздов.
Они свернули на Вандомскую площадь.
