409 / 453
409
Стивен Кинг: «Темная Башня»
рощи, в которой укрылся Мордред, так что слова до него донеслись отчетливо: «Ыш? Не по-
ешь хоть чуть-чуть?» Ушастик-путаник не поел, и стрелок выбросил еду, которая предназна-
чалась для мохнатого зверька. Позже, когда они уехали (старый Белый Стрелок-папуля тя-
нул повозку, которую смастерил для них робот, медленно шагая по выбоинам Тауэр-роуд,
наклонив голову, поникнув плечами), Мордред подкрался к лагерю. Действительно съел
часть разбросанной еды (конечно же, она не была отравлена, раз Роланд рассчитывал, что
она попадет в желудок ушастика-путаника), но остановился после третьего или четвертого
куска мяса: знал, если продолжит, его внутренности выбросят все назад, в двух направлениях,
как на север, так и на юг. Он не мог этого допустить. Если бы не смог удержать в желудке
хоть малую толику еды, слишком бы ослабел, чтобы следовать за ними. А он
должен
идти
следом, должен еще какое-то время держаться поблизости. Все должно было закончиться
этой ночью. Обязано было закончиться, потому что завтра старый Белый Папуля доберется
до Темной Башни, и тогда точно станет поздно что-либо предпринимать. Сердце говорило об
этом. Мордред поплелся следом за уходящей троицей, только еще медленнее, чем Роланд.
Время от времени ему приходилось сгибаться пополам от схваток в животе, и тогда его чело-
веческое обличье начинало расплываться, из-под кожи выпирала чернота, а толстое пальто
раздувалось, потому что новые ноги стремились вылезти наружу, а потом опадало вновь, ко-
гда усилием воли Мордред загонял их обратно, скрипя зубами и постанывая от напряжения.
Однажды он высрал в штаны пинту, или около того, вонючей коричневой жидкости, но, как
только ему удалось их снять, происшедшее более его не волновало. Никто не приглашал его
на званый обед, ха-ха! Приглашение затерялось в недрах почтового ведомства! Позже, когда
придет время атаковать, он выпустит на свободу маленького Алого Короля. Но если бы это
произошло сейчас, Мордред практически не сомневался: более ему не удалось бы вернуть
человеческий облик. Просто не хватило бы сил. Более активный механизм обмена веществ
паука разжег бы болезнь, как сильный ветер раздувает стелющийся по земле огонь в стену
пламени. И то, что убивало его медленно, убило бы быстро. Вот он и боролся с болезнью и к
полудню почувствовал себя лучше. Пульсации, идущие от Башни, нарастали, прибавляли как
в силе, так и в частоте. То был голос его Алого Папули, который звал его, убеждал держать-
ся на расстоянии удара. Старый Белый Папуля в течение последних недель спал по ночам не
более четырех часов, и лишь потому, что его могла подменить на дежурстве Черная Мамуля,
которая уже отбыла. Но Черной Мамуле не приходилось тащить за собой повозку, не так ли?
Нет, она ехала, как Сраная королева Говяного холма, вот как она ехала, да! А отсюда следо-
вало, что старый Белый Стрелок-папуля сильно устанет, пусть даже пульсации Темной Баш-
ни будут подбадривать его и тянуть вперед. Сегодня старому Белому Папуле придется или
положиться на Художника и Щенка, доверив им первое дежурство, или самому не спать всю
ночь. Мордред полагал, что сам он без труда выдержит еще одну бессонную ночь, потому что
знал: больше необходимости бодрствовать по ночам у него не будет. Он намеревался подо-
браться поближе к лагерю, как сделал и прошлой ночью. Намеревался наблюдать за лагерем
с помощью дальновидящих стеклянных глаз старика-монстра. И когда они заснут, намеревал-
ся последний раз трансформироваться и броситься на них. А вот и я, со всеми моими семью
лапками. Старый Белый Папуля, возможно, и не успел бы проснуться. Но Мордред надеялся,
что проснется. В самом конце. На несколько мгновений, чтобы осознать, что к чему. Осо-
знать, что собственный сын утаскивает его в страну мертвых за несколько часов до столь
желанной встречи с Темной Башней. Мордред сжал кулаки и наблюдал, как пальцы стано-
вятся черными. Чувствовал ужасный, но приятный зуд в боках, из которых старались вы-
рваться паучьи лапки, семь – не восемь, спасибо этой мерзкой, отвратительной Черной Ма-
муле, которая одновременно и была, и не была беременна, и пусть она истошно кричит, сги-
нув в тодэшной тьме, до скончания веков (или пока ее не найдет одно из чудовищ, что шны-
ряют там). Он боролся с трансформацией и жаждал ее с одинаковой страстностью. Наконец
стал только бороться, желание трансформироваться утихло. Он победно пернул, газ выходил
долго, вонюче, но тихо. Его очко превратилось в сломанную гармонь, которая более не игра-
ла музыку, только пыхтела. Пальцы вновь приняли обычный бледно-розовый цвет, зуд в бо-
ках прекратился. Голова кружилась от температуры, перед глазами плыло, тонкие руки (чуть
толще веточек) мерзли. Голос Алого Папули то звучал громко, то снижался до едва различи-