Эрих Ремарк: «Возвращение»
29
– Я ведь ничем не могу помочь, – с усилием говорит он, – но когда я с ними, когда я вижу
его и мать, мне все кажется, будто я в чем-то виноват, я прямо-таки стыжусь своих здоровых ног.
Чувствуешь себя негодяем оттого, что ты цел и невредим. Хоть бы руку мне прострелило, как
Людвигу, тогда бы не было этого вызывающего здоровья.
Я пытаюсь его утешить. Но он глядит в сторону. Мои слова его не убеждают, но мне они
приносят облегчение. Ведь так всегда бывает, когда утешаешь.
Мы идем к Вилли. В его комнате все вверх дном. Разобранная кровать стоит у стены. Кро-
вать необходимо удлинить – на войне Вилли так вырос, что не помещается на ней. Повсюду раз-
бросаны доски, молотки, пилы. На стуле красуется огромная миска с картофельным салатом.
Вилли в комнате нет. Его мать сообщает нам, что он уже с час находится в прачечной – решил
соскоблить с себя грязь. Мы ждем.
Фрау Хомайер, стоя на коленях, роется в ранце сына. Покачивая головой, она вытаскивает
оттуда какую-то грязную рвань, которая некогда именовалась носками.
– Дыра на дыре, – ворчит она, укоризненно глядя на меня и Альберта.
– Товар военного времени, – говорю я, пожимая плечами.
– Товар военного времени? Скажи пожалуйста, какой всезнайка! Шерсть первого сорта! Я
целую неделю бегала, пока раздобыла их, а сейчас хоть выбрось. Теперь таких не достанешь! –
Она огорченно исследует жалкие лохмотья. – Даже на фронте можно было бы урвать минутку и
хоть раз в неделю наскоро переменить пару носков. В последний раз, когда он был дома, я дала
ему с собой четыре пары. И только две он привез назад. Да еще в таком виде! – Она проводит
рукой по дырам.
Только я собрался было взять Вилли под свою защиту, как он сам, ликующий, с отчаянным
шумом ввалился в комнату:
– Вот это называется повезло! Кандидат в суповую кастрюлю! Ну, ребята, у нас сегодня
куриное фрикасе!
В высоко поднятой руке Вилли держит, как знамя, огромного петуха. Золотисто-зеленые
перья петушиного хвоста радужно переливаются, гребень алеет пурпуром, на клюве повисли ка-
пельки крови. Хоть я и сытно поел, но у меня текут слюнки.
Вилли в упоении размахивает петухом. Фрау Хомайер поднимается с колен и испускает
крик:
– Где ты взял его, Вилли?
Вилли с гордостью рапортует, что он только что высмотрел петуха за сараем, поймал и за-
резал, и все это – в две минуты. Он похлопывает мать по плечу:
– Этому мы научились на фронте. Недаром Вилли часто замещал повара!
Она смотрит на сына так, точно он проглотил бомбу. Потом зовет мужа и в изнеможении
стонет:
– Оскар, посмотри, что он натворил: он зарезал племенного петуха Биндингов!
– При чем тут Биндинги? – недоумевает Вилли.
– Да ведь это петух молочника Биндинга, нашего соседа! О боже мой, и как только у тебя
рука поднялась?
Фрау Хомайер в отчаянии опускается на стул.
– Не стану же я упускать такое жаркое! Тут уж руки как-то сами действуют.
Фрау Хомайер не может успокоиться:
– Теперь пойдет катавасия! Биндинг такой вспыльчивый!
– За кого ты, собственно, меня принимаешь, мама? – говорит Вилли, не на шутку обидев-
шись. – Неужели ты думаешь, что меня хоть одна живая душа видела? Новичок я, что ли? Это по
счету десятый петух, которого я изловил. Юбилейный петух! Можем есть его со спокойной со-
вестью: твой Биндинг и не догадается ни о чем.
Вилли умильно смотрит на петуха:
– Смотри у меня, будь вкусным… Мы его сварим или зажарим?
– Неужели ты думаешь, что я хоть крошечку съем от этого петуха? – исступленно кричит
фрау Хомайер. – Сейчас же отнеси его назад!
– Ну, я пока еще с ума не сошел, – заявляет Вилли.
– Но ты же украл его! – стонет она.
