В душе Гэм билось беспокойство; и шло оно не из минувшего, ведь она всегда жила
настоящим, минувшее было для нее не более чем замирающим вихрем кильватерных струй. Она
давно поняла, что ярко и полно живет только тот, кто всем своим существом предается
мгновению и живет им так, будто после не будет ничего…
Есть ли что-нибудь более жестокое, чем этот эгоизм, которому ведом лишь собственный
хмель и который вечно упивается лишь собою?.. И есть ли что-нибудь более правдивое, более
истинное?.. Слова сами пришли на ум, Гэм мысленно последовала за ними — и залилась
краской, сообразив, что шли они от того, к кому она стремилась сейчас всеми фибрами своего
готового к сражению существа.
