16 / 374
Стивен Кинг: «Волки Кальи»
грустной улыбкой.
– Они придут и возьмут наших детей, – вновь Уэйн Оуверхолсер обвел взглядом сидя-
щих в зале мужчин. – Некоторых из них. А потом оставят нас в покое на целое поколение. А
то и дольше. Так есть, так было, я говорю, нельзя и пытаться что-либо изменить.
Многие, похоже, не согласились с Оуверхолсером, но он подождал, пока ропот смолк-
нет.
– Двадцать три года или двадцать четыре, особой разницы нет, – продолжил он, когда
установилась тишина. – В любом случае это долгий период. Долгий период мира. Возможно,
вы кое-что забыли, друзья. К примеру, что дети, в принципе, та же пшеница или кукуруза.
Бог пошлет новых. Я знаю, смириться с этим трудно, но так мы жили и так должны жить.
Тиан не стал ждать ответной реакции. Чем дальше они уходили по этой дороге, тем
меньше оставалось у него шансов на то, что удастся их развернуть. Он поднял перышко опо-
панакса и воскликнул: «Послушайте, что я скажу! Послушайте меня, прошу вас!»
– Мы говорим, спасибо, сэй, – откликнулись мужчины. Оверхостер недоверчиво смот-
рел на него.
«И ты прав в том, что так смотришь на меня, – подумал фермер. – Потому что я сыт по
горло этим трусливым здравым смыслом».
– Уэйн Оуверхолсер – умный человек, человек, добившийся многого, – начал Тиан, – и
по этим причинам мне не хочется спорить с ним. Есть и еще одна причина: по возрасту он
мог бы быть мне отцом.
– А ты уверен, что он не твой отец? – крикнул Росситер, единственный наемный работ-
ник Гарретта Стронга. Конечно же, все засмеялись, даже Оуверхолсер улыбнулся шутке.
– Сынок, если ты не хочешь спорить со мной, так и не спорь, – заметил Оуверхолсер.
Он продолжал улыбаться, но только ртом.
– Но я должен, – Тиан начал прохаживаться перед рядами скамей. В его руке мерно по-
качивалось ржаво-красное перышко опопанаса. Тиан чуть возвысил голос, чтобы все поняли,
что теперь он говорит не только с крупным фермером.
– Я должен, потому что сэй Оуверхолсер достаточно старый, чтобы быть мне отцом.
Его дети выросли, как вы все знаете, и, насколько мне известно, их было всего двое, одна де-
вочка и один мальчик, – он выдержал театральную паузу, а потом нанес удар. – Родившиеся
через два года, – другими словами, по одному. То есть недоступные для Волков. Произно-
сить этих слов не требовалось. Все и так поняли. И зашептались.
Оуверхолсер густо покраснел.
– Зачем ты это сказал? Я говорил в общем, независимо от того, сколько детей рождает-
ся сразу, один или двое! Дай мне перышко, Джеффордс. Мне еще есть, что сказать.
Но сапоги начали барабанить по полу, все сильнее и сильнее. Оуверхолсер сердито
огляделся, из красного стал багровым.
– Я говорю! – взревел он. – Или вы не хотите меня слушать, спрашиваю я вас?
В ответ раздалось: «Нет», «Не теперь», «Перышко у Джаффордса», «Садись и
слушай». Тиан понял, Оуверхолсер познает на собственном опыте, пусть и поздновато, что в
глубине души самых богатых и самых удачливых в деревне не любят. Эти менее удачливые и
менее хитрые (в большинстве случаев первое шло рука об руку со вторым) могли снимать
шляпу, когда богатые проезжали мимо на телеге или в двуколке, могли послать зарезанную
свинью или теленка в знак благодарности за помощь, которую оказывали наемные работни-
ки богача при постройке дома или амбара, богатым могли аплодировать на общем собрании
в конце года за покупку пианино, которое теперь стояло в Павильоне. А вот теперь мужчины
Кальи с радостью выбивали сапогами дробь по деревянному полу, пользуясь случаем «опу-
стить» Оуверхолсера.
Оуверхолсер, не привыкший к такому обращению, более того, ошеломленный случив-
шимся, предпринял еще одну попытку.
– Могу я взять перышко, дай его мне, прошу тебя!
– Нет, – ответил Тиан. – Позже, если захочешь, но не сейчас.
Ему ответили крики восторга. Кричали, в основном, самые мелкие фермеры и их наем-
ные работники. Мэнни компанию им не составили. Они еще больше прижались друг к другу,
слившись в синее пятно посреди зала. Такой поворот событий явно поставил их в тупик.
16