— Поднять их! — закричал он. — Лупить, пока не встанут! Поставить их на ноги!
Надсмотрщики бросились в толпу. Они работали дубинками и кулаками, они били ногами в
животы и в промежности, они хватали людей за волосы, за бороды и ставили их на ноги, но те
валились на землю, словно были без костей.
Бухер, не отрываясь, смотрел в окно.
— Ты видишь? — шептал Бергер. — Там не только эсэсовцы, среди тех, которые их лупят.
И не только зеленые. Не только преступники. Там среди них и другие цвета. Там есть и наши!
Такие же заключенные, как и мы. Из них сделали капо и полицейских. И они лупят не хуже, чем
их учителя. — Он тер свои воспаленные глаза так ожесточенно, как будто хотел выдавить их из
черепа.
Снаружи, прямо перед окном, стоял пожилой мужчина с седой бородой. Борода его
медленно окрашивалась кровью, которая шла изо рта.
— Отойдите от окна, — сказал Агасфер. — Иначе они вас заметят и отправят вместе с
ними.
— Они нас не могут увидеть.
Через подслеповатое, грязное окошко снаружи невозможно было разглядеть, что делается в
темном бараке. Изнутри же можно было следить за происходящим на плацу.
— Не смотрите вы туда, — не унимался Агасфер. — Грех — смотреть на это, если тебя не
заставляют.
— Это не грех, — возразил ему Бухер. — Мы смотрим, чтобы никогда этого не забыть.
— Неужели вы еще не насмотрелись, за все это время?
Бухер не ответил. Он продолжал неотрывно смотреть в окно.
Постепенно ярость на плацу иссякла. Надсмотрщикам, если бы они во что бы то ни стало
решили добиться своего, пришлось бы каждого тащить на руках. Для этого им понадобились бы
тысячи рук. Несколько раз им удавалось выволочь на дорогу десяток-другой евреев, но те
каждый раз, прорвавшись сквозь цепь охранников, бросались обратно, к огромной черной куче,
по которой, казалось, то и дело пробегали судороги.
— Сам Нойбауер явился, — сообщил Бергер.
Нойбауер разговаривал с Вебером.
— Они не хотят уходить, — произнес Вебер менее равнодушно, чем обычно. — Из них
можно душу выколотить — ничего не помогает.
Нойбауер окутался клубами табачного дыма. Вонь на плацу становилась почти
невыносимой.
— Мерзкая история! И зачем их только сюда прислали? Можно же было избавиться от них
на месте, там, откуда они прибыли, вместо того чтобы тащить их через всю страну в газовые
камеры. Хотел бы я знать, в чем тут причина!
Вебер пожал плечами.
— Причина в том, что даже самый паршивый еврей имеет тело. Пятьсот трупов. Убивать
легко. Гораздо труднее избавиться от трупов. А этих целых две тысячи.
— Вздор! Почти во всех лагерях есть крематории, так же как и у нас.
— Все верно. Только эти крематории по нашим временам работают слишком медленно.
Особенно, если нужно быстро сворачивать лагеря.
Нойбауер выплюнул попавший в рот кусочек табачного листа.
— Все равно я не понимаю, зачем посылать их так далеко.
— Опять же из-за трупов. Нашим властям не нравится, когда где-нибудь находят много
трупов. А до сих пор только в крематориях трупы уничтожались так, что потом нельзя будет
установить их число. Но, к сожалению, слишком медленно, при нынешних масштабах. Нет еще
