дверь.
— Откопайте вон ту дверь. Придется пока обойтись ею. — Он козырнул в сторону трупа.
— Положите господина обергруппенфюрера вон на ту дверь. И поосторожнее!
Мюнцер, Левинский и еще двое притащили дверь. Это была старинная, резной работы дверь
шестнадцатого века, с изображением найденного в корзинке Моисея. Она треснула и слегка
обгорела. Взяв труп за плечи и за ноги, они подняли его, чтобы положить на дверь. Голова
неестественно откинулась назад, руки болтались из стороны в сторону.
— Осторожно, собаки! — рявкнул старший конвоя.
Дитц лежал на широкой двери. Из-под правой руки его улыбался из своей тростниковой
корзинки младенец Моисей. Мюнцер заметил это. «Как же это они забыли снять дверь с
ратуши, — подумал он. — Моисей… Еврейский младенец. Все это уже однажды было. Фараон,
притеснения, Чермное море, спасение…»
— А ну живо! Восемь человек!
Двенадцать человек подскочили к двери с небывалой поспешностью. Старший конвоя
оглянулся. Напротив была церковь Св. Марии. Он на миг заколебался, но тут же отбросил эту
мысль: нести Дитца в католический храм было нельзя. Он непрочь был бы позвонить
начальству, чтобы получить указания. Но связи не было, и он вынужден был делать то, что
внушало ему ненависть и страх: принимать самостоятельные решения.
В этот момент Мюнцер что-то тихо сказал. Старший конвоя заметил это.
— Что? Что ты сказал? Ко мне, собака!
Похоже, что «собака» было его любимым выражением. Мюнцер сделал несколько шагов
вперед и застыл по стойке «смирно».
— Я сказал, не будет ли это… неуважением к господину обергруппенфюреру, если его
понесут заключенные…
Он смотрел на эсэсовца не мигая, преданным взглядом.
— Что? — закричал тот. — Что ты сказал, пес? Какое твое дело? А кто же еще должен
нести? У нас…
Он вдруг умолк, сообразив, что слова Мюнцера не лишены смысла. Конечно же, Дитца
следовало бы нести солдатам СС. Но кто даст гарантию, что эта банда тем временем не
разбежится?
— Ну что встали? — закричал он. — Вперед! — И в ту же секунду к нему наконец пришло
решение. — В госпиталь!
Зачем было нести мертвого Дитца в госпиталь, он и сам не мог бы объяснить. Но это
казалось ему самым подходящим, нейтральным местом.
— Вперед! — И старший конвоя зашагал впереди группы. Это тоже казалось ему
необходимым.
На другом конце площади вдруг появился автомобиль. Это был приземистый мерседес-
компрессор. Машина медленно, осторожно ползла между обломками в поисках проезда. Ее
шикарные формы казались почти непристойными среди этой застывшей стихии разрушения.
Старший конвоя стоял навытяжку: мерседес-компрессор полагался только крупным бонзам. В
машине на заднем сиденье сидели два высоких эсэсовских чина: еще один офицер сидел рядом с
водителем. Несколько чемоданов было пристегнуто ремнями, еще несколько, поменьше, стояли
в машине. На лицах офицеров застыло сердито-отсутствующее выражение. Шофер медленно
объезжал груды щебня и обломков. Машина поравнялась с заключенными, которые несли
Дитца. Офицеры даже не взглянули в их сторону.
— Давай-давай! Быстрее! — сказал водителю тот, что сидел впереди.
