— Я знаю, каких. И ты тоже знаешь. Убийства, пытки, концентрационные лагеря — это ты
тоже имеешь в виду?
— И это тоже. Но лишь по мере необходимости.
— Это уже прогресс. Ради этого стоило побывать здесь.
— Да, это прогресс, — не смутившись, заявил Вернер — Это прогресс в целях и в методах.
Мы не бываем жестокими просто из жестокости — только по необходимости.
— Это я уже не раз слышал. Вебер говорил то же самое, когда загонял мне под ногти
спички, а потом зажигал их. Это было необходимо для получения информации.
Дыхание умирающего перешло в прерывистый предсмертный хрип, который здесь хорошо
знал каждый. Хрип иногда обрывался на несколько секунд, и тогда в наступившей тишине было
слышно зловеще-утробное ворчание тяжелых орудий на горизонте. Это был странный диалог —
хрип умирающего и далекие глухие раскаты в ответ. Вернер смотрел на 509-го. Он знал, что
Вебер неделями пытал его, чтобы узнать от него имена и адреса. И его, Вернера, адрес — тоже.
Но 509-й молчал. Вернера позже выдал, не выдержав пыток, товарищ по партии.
— Почему ты не с нами, Коллер? — спросил он. — Ты бы нам очень пригодился.
— Левинский меня тоже спрашивал, почему. Об этом мы не раз говорили еще двадцать лет
назад.
Вернер улыбнулся. Это была добрая, обезоруживающая улыбка.
— Говорили. Не раз. И все же… Время индивидуализма прошло. теперь будет трудно
остаться в стороне. А будущее принадлежит нам. Нам, а не продажному центру.
509-й посмотрел на его череп аскета.
— Сколько же, интересно, пройдет времени — когда все это кончится, — до того, как ты
станешь для меня таким же врагом, как вон тот пулеметчик на вышке?
— Совсем немного. Ты все еще опасен. Но тебя не будут пытать.
509-й пожал плечами.
— Мы тебя просто посадим за решетку и заставим работать. Или расстреляем.
— Это звучит утешительно. Таким я себе всегда и представлял вашу золотую эру.
— Оставь эту дешевую иронию. Тв же знаешь, что принуждение необходимо. Вначале, в
целях защиты. Позже необходимость в нем отпадает.
— Ошибаешься, — возразил 509-й. — Любая тирания нуждается в нем. И с каждым годом
все больше. А не меньше… Это ее судьба. И ее же конец. Ты сам видишь, что происходит с
ними.
— Нет. Нацисты совершили роковую ошибку, развязав войну, которая оказалась им не по
зубам.
— Это была не ошибка. Это была необходимость. Они не могли иначе. Если бы они
вздумали разоружаться и укреплять мир, они бы тут же обанкротились. И с вами будет то же
самое.
— Мы все свои войны будем выигрывать. Мы поведем их иначе. Изнутри.
— Правильно, изнутри — внутрь. Так что эти лагеря вам еще пригодятся. Скоро вы их
сможете опять заполнить.
— Пожалуй, — ответил Вернер совершенно серьезно. — Так почему же ты все-таки не с
нами?
— Именно поэтому. Если ты, выбравшись отсюда, доберешься до власти ты прикажешь
меня ликвидировать. Я же тебя — нет. Вот это и есть причина.
Хрип умиравшего слышался теперь все реже. Вошел Зульцбахер.
— Сказали, что завтра утром немецкие самолеты будут бомбить лагерь. Чтобы ничего не
осталось.
