— У вас есть все, что вам полагается?
Ответ уже двенадцать лет был один и тот же:
— Так точно, господин оберштурмбаннфюрер!
— Хорошо. Продолжайте.
Нойбауер еще раз посмотрел вокруг. Старые бараки были похожи на черные гробы. Ему
вдруг пришла в голову идея.
— И прикажите посадить здесь немного зелени. Время сейчас самое подходящее. Пару
кустов с северной стороны и цветочные клумбы с южной. Будет не такой мрачный вид. Найдется
у нас что-нибудь подходящее в саду?
— Так точно, господин оберштурмбаннфюрер.
— Вот и прекрасно. Займитесь этим сразу же. То же самое можно будет сделать и в
рабочем лагере. — Нойбауер был в восторге от своей идеи. В нем проснулся садовод. — Одна
какая-нибудь узенькая полоска фиалок — и уже совсем другой вид. Нет, лучше примулы,
желтый цвет веселее и заметней…
Двое в строю медленно повалились на землю. Никто даже не шелохнулся, чтобы помочь им.
— У нас еще есть примулы в саду?
— Так точно, господин оберштурмбаннфюрер. — Староста-толстяк вытянулся в струну. —
У нас еще много примул. Они уже расцвели.
— Хорошо. Позаботьтесь об этом. И распорядитесь, чтобы лагерный оркестр играл и где-
нибудь здесь, поближе к Малому лагерю, чтобы им тоже было слышно.
Нойбауер отправился обратно. Его свита двинулась вслед. Он опять немного успокоился.
Жалоб у заключенных не было. За все эти годы, когда любая критика была исключена, он
привык считать фактом то, во что ему самому хотелось верить. Поэтому он и сейчас ожидал от
заключенных, что они видят в нем того, кем он сам хотел казаться — человека, который по мере
сил заботится о них, несмотря на трудные условия. О том, что это люди, он давно уже забыл.
